«Молочные скептики» с Алексеем Китаиным: Время неэффективных ферм в России и мире прошло

Алексей, сколько голов племенного молочного КРС компания «Хунланд», завезла, например, в 2020 году, и сколько из них остались живы спустя три месяца после поставки?

— Почему именно после трех месяцев, почему такой небольшой срок? Обычно интерес представляет первый год эксплуатации, конец первой лактации, она имеет показательное значение для правильной оценки сохранности животных после первого года эксплуатации.

2020 год для нас не был рекордным, но он был примерно таким же по доле на рынке, как и год предыдущий. Но в связи с тем, что рынок импорта племенного скота РФ упал приблизительно в два раза, мы сохранили ту же долю на рынке, это порядка 30%, но, конечно, в головах было существенное падение.

А почему упало, из-за пандемии в 2020 году?

— Я не думаю, что этот вопрос связан непосредственно с пандемией. В целом Российская Федерация в 2020 году существенно сократила объемы закупки, имеются в виду животноводческие предприятия, конечно.

Свое нарастили?

— Нет, конечно. Это результат множества факторов – общей экономической ситуации, ситуации с молоком, инвестициями, в большей степени здесь определяют ситуацию условия финансирования. В первую очередь речь идет о кредитовании, возможности доступа к недорогим финансовым ресурсам.

Безусловно, недорогие финансовые ресурсы являются определяющими, чтобы повысить интенсивность развития.

А у нас недорогих финансовых ресурсов не хватает?

— Не то чтобы не хватает. Просто доступ к ним, как мы понимаем и как мы знаем, достаточно сложен.

Вопрос, связанный с конкуренцией. Мы знаем компанию «ЭкоНива», которая имеет достаточно большое поголовье, и, как мы понимаем, она планировала развивать в дальнейшем фермы, но доступ к кредитам, финансированию существенно сократился, а животные родят. Соответственно, нетелей на рынке достаточно много. Это усиливает конкуренцию и усложняет ли вашу работу на рынке?

— Гипотетически, конечно, любая конкуренция усложняет работу, но с другой стороны она делает ее более интересной, и, в конечном счете, конкуренция для сильных игроков – только благо, потому что не было бы конкуренции, не было бы никакого развития – селекционного, развития ассортимента животных, которыми мы занимаемся. Поэтому, конечно, «ЭкоНива» представляет собой серьезного игрока на рынке племенного скота. В этом году их объемы продаж были несущественными для рынка, объявленные на следующий год объемы являются достаточно серьезными.

Больше 100 тысяч объем продаж будет?

— Нет, конечно, нет, это нереально абсолютно. Я думаю, от 5-6 тысяч животных. Как это на практике будет развиваться, не известно. Я думаю, что в отношении продаж именно российского скота здесь определяющим является не столько наличие самих животных и не столько даже цена, а система субсидирования закупки племенного скота.

Как мы знаем, в Российской Федерации действует порядок, по которому федеральный бюджет не субсидирует импорт племенного поголовья из-за рубежа, а субсидирует только покупку животных, выращенных в России. Вот что касается регионов, то их субсидии по разным регионам отличаются. В каких-то регионах поддерживают субсидирование и импортного и российского скота, в каких-то ограничиваются только поддержкой российского скота. И здесь, конечно, те регионы, которые по каким-то причинам выбрали для себя субсидирование только российского поголовья, — здесь и «ЭкоНива», и российские предприятия, которые производят скот, находятся в выигрыше. Существенно, потому что сами понимаете там размер субсидий в 60-80 тыс рублей, что является существенным фактором, который определяет желание предприятий купить российский скот.

А Вы «ЭкоНиву» рассматриваете в долгосрочной перспективе как конкурента?

— Да, конечно. Это предприятие очень крупное, активно работающее с сексированным семенем, разделенным по полу. Объемы производства нетелей на продажу при благоприятной экономической и финансовой ситуации, конечно, должны расти, поэтому «ЭкоНива» может составить существенную конкуренцию. Но с другой стороны все будет зависеть опять же от уровня селекционной работы на предприятии, племенного уровня животных. Потому что не секрет, что для многих предприятий, которые думают об интенсивном селекционном развитии, для них закупка скота в России не является даже альтернативой, поскольку мировая селекция и мировая генетика идут семимильными шагами и каждый год делают колоссальный шаг вперед.

И поэтому тот, кто думает об интенсивности селекционного развития, эти предприятия все равно заинтересованы в закупке определенного поголовья за рубежом. При этом, конечно, они предъявляют особые требования к животным. То есть и тот, и другой рынки должны существовать, кроме того, доля и того, и другого скота будет на рынке меняться, естественно. Все зависит от всех этих факторов.

Будет расти российское и снижаться импортное?

— Не обязательно. Это следствие действия очень многих факторов. Но то, что и тот и другой скот будет активно присутствовать на рынке – это, безусловно. А какого будет доля того и того, повторяю, все это зависит от бюджета и многих факторов.

Возвращаясь к первому вопросу по поводу выживаемости. Вы сказали, что три месяца, конечно, это не период, который стоит рассматривать. А если по предыдущим годам?

— Многое зависит от качества менеджмента предприятия. Все зависит напрямую от двух факторов: от физиологического состояния, в котором животное поставлено, и второй фактор – уровень менеджмента, уровень подготовленности самого предприятия. Эти оба фактора являются настолько определяющими, что сказать по фактической ситуации очень сложно без конкретного предприятия. 

В целом могу сказать, что по опыту нашей работы процент выбраковки завезенного поголовья в первый год эксплуатации варьируется от 4-5% в идеальных условиях России до 30%. Такие экстремальные варианты, как более 10%, они чем дальше, тем реже встречаются. Таких «умников» в кавычках в молочном бизнесе все меньше и меньше.

То есть, лет 10 назад их было полно?

— Да, да. Безусловно, опыт колоссальный у нас, по многим рынкам, не только в России. Тенденция везде одинаковая. То есть порядок обучения местных животноводов на собственных ошибках, он абсолютно повторяем. И все идет по одному и тому же сценарию. Чем больше растет компетентность, растет ответственность, тем, соответственно, улучшаются показатели сохранности животных.

Когда мы начинали работу в России, а это было очень давно, очень часто были ситуации, когда за первый год эксплуатации теряли до 50% поголовья. На сегодняшний момент такого у нас уже нет. Потери есть, но… В идеальном варианте можно говорить, что 3-4% потери животных, завезенных именно из-за рубежа — это тот ориентир, та цель, к которой мы при оптимальных условиях содержания животных, кормления и менеджмента, который надо поставить на первое место, мы достигли, безусловно.

Я считаю безумием вкладывать огромные инвестиции в расширение производства и завоз племенного поголовья, не обеспечив вот этих основных составляющих успеха. И прежде всего менеджмента. Потому что потерять за первый же год эксплуатации дорогостоящее животное, имеющее высокую селекционную ценность, это неправильно. 

А у вас бывают такие случаи, когда вы отказываете клиентам в завозе скота по этой причине?

— Хотелось бы ответить: Да. Но, к большому сожалению, все-таки у нас конкуренция на рынке очень жесткая, мы всегда идем по пути соблазна и все равно пытаемся животное поставить. Но во многих случаях, если мы видим, что ситуация не нормальная, то идем на дополнительные затраты и даже если предприятие не хочет платить за консультационные услуги, мы их бесплатно навязываем. Такие случаи есть. Результативность такой консультационной помощи она тоже под большим вопросом, конечно. Все зависит от отношения предприятия к этой помощи.

Если мы добиваемся того, что даже не смотря на наличие проблемы предприятия, мы работаем на единую цель и у нас есть взаимопонимание, тогда этот успех достижим. Но как панацея, наша консультационная помощь недостаточна: пока предприятие не сделает свои шаги в этом направлении, прежде всего в менеджменте, и создании коллектива управленческого, нормального, современного. Без этого никак не обойдешься.

Вы находитесь с конкурентной точки зрения в не очень выгодном положении по сравнению с российскими производителями по ценовому параметру?

— Нет, мы не чувствуем такой жесткой конкуренции. Вся ценовая конкуренция с российским скотом, она находится только в тех регионах, где субсидируется российский скот и где не субсидируется импорт. Поэтому, например, в Липецкой области, мы изначально находимся в дискриминационном положении, поскольку наши цены, даже если они приблизительно одинаковые с ценами на российский скот, все равно эти вот эти 70-80 тыс рублей, а это практически 1 тыс евро, являются определяющим в решении предприятия при покупке поголовья. Там, где такой ситуации нет, там обычно делают выбор в пользу импортного скота.

Сколько сейчас ваша нетель стоит?

— Диапазон цен для Центрального региона РФ начинается от 1900 евро и доходит до 2600-2800 евро.

И их еще и не компенсируют?

— Да. Компенсация — это существенная доля, не 50%, а хороших 30%. И эти деньги для многих являются определяющими. Я их отлично понимаю, потому что вопрос рентабельности, окупаемости затрат, очень важен.

Но опять в лоб рассматривать вопрос тоже неправильно. Как мы знаем, весь заработок с животного, с нетеля, начинается с третьего года эксплуатации, то есть после третьей лактации. Первые две лактации – этот тот период, когда отбиваются инвестиционные затраты на животное, а самый цимес, барыши на нем начинаются в хороших руках с третьего, четвертого года.

Здесь как раз и стоит самый главный вопрос, который заключается в том, стоит ли заплатить на 10% за животное больше, условно говоря, но получить с него в пять раз больше прибыли потом. И, к сожалению, надо отдать должное вот этому подходу, который сейчас превалирует, что, как правило, люди этого не понимают. Вот не понимают пословицу, что скупой платит дважды. То есть стараются ориентироваться на минимизацию инвестиций на закупку самого поголовья.

Может, они потом планируют осеменять эмбрионы и таким образом улучшать стадо?

— Конечно, но этот путь очень долгий. Можно долго и нудно идти вперед, а можно сделать по-другому. Каждый выбирает свой путь развития. В любом случае, для нас всегда определяющим является не само производство молока, не само животное, а заработок с них. Мы – сторонники утилитарного подхода в любом бизнесе, в том числе и молочного, нас интересует только рентабельность молочного производства. Всегда. И все свои коммерческие программы мы строим всегда на том, чтобы показать, что наш продукт рентабельнее, чем у конкурентов. Мы стараемся не ввязываться в тендерные поставки, не участвовать в них. Когда вопрос цены товара не является определяющим для клиентов. Мы считаем, что в этом случае мы не можем реализовать свой интеллектуальный и опытный потенциал.

Наша компания, и я, как ее представитель, мы являемся аксакалами, я сегодня вернулся из Казахстана, поэтому можно такое слово употребить. Мы – аксакалы, мы являемся самыми старыми участниками рынка, мы были при многих властях на этом рынке, знаем его досконально, имеем большой негативный и позитивный опыт. В каждой ситуации мы с очень большой точностью можем спрогнозировать дальнейшее ее развитие. Это, как раз, следствие нашего большого коммерческого опыта, и не только в РФ. Я еще раз повторяю, что все страны на удивление проходят один и тот же путь.

Еще про конкуренцию и цены. Вы сейчас поставляете скот по нулевой пошлине, без НДС? Но с 2023 года пошлина все-таки будет введена?

— Да, по нулевой. Пошлины не будет никогда, а вот НДС или будет или не будет.

Я так понимаю, это определенная защита российского рынка, чтобы потом дать им возможность развиваться?

— Пошлина нулевая, а ведь защитой в основном всегда является пошлина. Просто НДС – это оборотный налог. И по большому счету все предприятия, которые занимаются развитием, они находятся на единой системе налогооблажения. Для них уплата НДС является временно отвлечением финансовых ресурсов, а потом эти деньги возвращаются физически или путем зачета.

Поэтому отмена НДС или мораторий на НДС на ввоз племенного скота является лишь слабым фактором, который стимулирует, чтобы животные завозились. И это не определяющий момент, хотя он является важным, потому что он облегчает финансовое бремя для предприятия, у которого нет необходимости оплатить 10% при завозе поголовья. Это облегчает, но не является серьезным определяющим фактором.

На мой взгляд, освобождение от НДС будет и дальше, я не думаю, что здесь есть какая-то фискальная цель у государства, чтобы с этого небольшого импорта, а рынок достаточно маленький племенного скота, государство преследовало фискальные цели. Это не тот товар и не тот объем. Поэтому при определенной роли российских животноводческих предприятий и их союзов, я думаю, как и раньше, найдут взаимопонимание с правительством РФ, чтобы освобождение от НДС и дальше продлили.

А пошлины никогда не введут?

— Такого никогда не было ни в одной стране мира. Я не знаю ни одной страны, которая бы вводила пошлины на ввоз племенного скота, потому что это четко противоречит здравому смыслу. Для всех мировых компаний развитие племенного животноводства и ввоз племенного поголовья всегда является приоритетом развития. Все хотят иметь свою продовольственную безопасность, а как ее можно создать, не покупая современную генетику? Никак!

Российский рынок маленький, можно сказать, что он конечный для вас, для компании?

— Конечный по времени или по объемам?

И по времени, и по объемам.

— Нет, конечно. Он вечен. И не только в РФ. Рынок, безусловно, бесконечен пока человек жив, и пока он будет есть, ему потребуются продукты питания. Молочная продукция составляет в рационе человека существенную роль. Кроме того, в целом в России и мире доходы населения растут, соответственно меняется доля качественных продуктов питания в продовольственной корзине.

Вы сказали, что доходы растут и удивили. Все говорят, что они падают в РФ.

— Я имею в виду доходы в длительной перспективе, я не говорю о последних двух-трех годах. В целом, если оценить уровень жизни населения сегодня и 20 лет назад, я об этом говорю. Я хотел с этого начать, что мы не молочные скептики, а молочные оптимисты. Я рекомендую переименовать вашу передачу в молочные оптимисты.

Когда я говорил про конечность, я имел ввиду, возвращаясь к теме конкуренции, мы видим, что внутреннее животноводство в России развивается. И торговля племенным скотом на примере «ЭкоНивы» и других компаний, — мы знаем, что выходит на рынок еще ряд крупных игроков. Потенциально рынок будет развиваться. Но сам объем рынка не бесконечен с учетом отсутствия экспортной инфраструктуры по готовой молочной продукции. Возможно, в какой-то момент нам и не нужно будет иметь больше коров?

— Но здесь важно, кого вы имеете в виду под «нам»? (смеются) Кому это не нужно? Думаю, что тем, кто хочет смотреть в будущее, вот этим «нам», им обязательно это нужно. 

Я думаю, и мы по этому пути идем уже не первый год, будет меняться требовательность к импортному скоту. Если раньше РФ фактически завозила товарный скот, я имею в виду не с точки зрения законодательства и документов, я имею ввиду под товарным скотом фактические цели использования животных.

На сегодняшний момент 90% импорта в РФ, это фактически товарный скот с родословной, что по российскому законодательству достаточно для отнесения животных к категории племенных, чистопородных. По большому счету, это выбраковка животных из европейских животноводческих хозяйств. И люди продают не самое лучшее, а тех животных, которые им самим не нужны. Исключение составляют те страны, которые специализируются на производстве племенного поголовья для продажи — это, прежде всего, страны Скандинавии, Дания. Есть исключения, когда компания попадает в тяжелые финансовые условия и вынуждена продавать для решения финансовых проблем то поголовье, которое нужно ей самой.

Для РФ показателен на сегодняшний момент завоз фактически товарного скота, цель использования которого — расширение или сохранение объемов производства молока.

На будущее, и мы уверены в этом, в перспективе ситуация будет меняться, поскольку развиваться нам нужно, нужна свежая селекция, которую невозможно производить только за счет собственной работы по воспроизводству и использования импортного семени. Это слишком долго, требует много селекционных этапов. Будет потребность в завозе скота и дальше, но более высокого селекционного уровня. Требовательность российских предприятий будет меняться, она уже меняется. Будут обращать внимание не только на валовый удой животных, который абсолютно ни о чем не говорит, будут обращать внимание на племенные индексы, будут их понимать, правильно интерпретировать, будут обращать больше внимания на геномную оценку. И будут все стараться завозить селекционный скот, который будет необходим для создания на предприятиях племенных ядер.

Вот это то будущее, над которым мы усиленно работаем и это наше цель – развитие именного такого товара. И в этом направлении мы будем и дальше работать. Плюс к этому, есть же много специфики и по породам, в том числе по голштинской, которую в основном завозят в РФ. Но она же не единственная порода, есть и другие очень прогрессивные, например, джерсейская. Есть отдельная новая тематика, с которой мы активно работам, и которую активно продвигаем – это молочные кроссы. Это те животные, которые созданы с использование различных генетических и породистых линий животных молочного направления и продуктивности.

Поэтому я уверен, для нас, во всяком случае, будущее бесконечно. Все будет зависеть от того, насколько мы будем активно меняться и идти в будущее, меняя свои подходы и товар, которым мы торгуем.

А сколько вы за всю историю вашей компании поставили животных в Россию?

— Первая поставка у нас была в 2005 году, получается, мы работаем 16 лет. Как минимум последние 10 лет мы – лидеры рынка. В свое время мы имели 50-55%, сейчас, по определенным причинам, мы довольствуемся 27-30% рынка. Объем российского рынка по импорту год от года меняется, но это в основном в диапазоне от 30 до 70 тыс голов.

В идеальные годы — максимально это было в2019 году у нас — было 32% рынка, и он был 67 тысяч голов, то есть мы ввозили 23-24 тысячи. В прошлом году, сохранив ту же долю на рынке, в головах мы прибавили немногим более 10 тысяч. В целом если за 16 лет, мы насчитали с вами, если взять 12-15 тыс в год можно оценить, что речь идет о 200 тыс голов.

Мы посчитали, что поголовье в Венгрии сейчас всего 205 тыс голов.

— Неправильная информация, меньше. Мы же говорим о коровах. 175 тысяч поголовье инвестированных коров.

А в 1997 году было 386 тысяч. То есть вы всех венгерских коров поставили?

— Здесь тоже ошибка. Мы торгуем не только венгерским скотом. Далеко нет.

Это был вопрос, почему компания Хуланд венгерская? Это странно. Потому что поставщики скота, все-таки, другие страны — Скандинавия, США, Канада.

— Я вот сейчас боялся, что вы скажете о том, что все венгры – цыгане (смеются). Я сразу скажу, что венгры – не цыгане, это народность финно-угорской группы. Уровень развития сельского хозяйства Венгрии чрезвычайно высок. Более того, мало кто знает, Венгрия – это первая страна Европы, которая начала интенсивную голштинизацию своего аборигенного симментальского поголовья. Это еще было при советской власти в Венгрии вначале 70-х годов, когда Венгрия импортировала огромны объем племенного материала из США и Канады. Это были племенные быки, семя, эмбрионы.

Как в молочном животноводстве, так и в других секторах сельского хозяйства в советские времена, а тем более сегодня Венгрия занимает первые строчки по уровню развития в Европе точно, но и на фоне мира тоже. Показатели очень хорошие.

Дело в том, что страна, безусловно, маленькая, условия хозяйства достаточно жесткие, поэтому сокращение поголовья вызвано, прежде всего, экономическими факторами: удои растут, а рынок ограничен, квот там не существует. Поэтому общая тенденция — при сокращении поголовья все равно увеличивается общий надой.

Если раньше, когда я начинал этим заниматься, мы продавали скот с удоями 6 тонн по одной из лактаций, то сейчас мы говорим о 10 -11 тонн.

Средний надой в Венгрии — 9,4 тонн. 

— Да, 9,4 тонны, но это же опять же средний, есть фермы, где 12 и 13, и 14 тонн. 9,4 тонны – неплохой показатель. Это какой год, 2019?

2020 год. То есть, в итоге вы поставляете скот из разных регионов. Как устроен бизнес?

— Мы поставляем скот из всех стран, где есть экспортный потенциал. Как правило, страны имеют специализацию, являются традиционными импортерами или экспортерами племенного скота. Мы работаем со странами, где есть экспортный потенциал по животным. Для чего это делается? Прежде всего, необходимы объемы животных для поставки, во-вторых, разные страны имеют разное понимание своей эпизоотической безопасности. Очень яркий пример — это Китай, который по политическим понятиям эпизоотически ограничивает, вводит запреты и не разрешает завоз поголовья из стран Евросоюза.

С Китаем мы активно работаем и будем дальше работать.

А Венгрия же страна Евросоюза?

— Из Венгрии мы естественно туда не поставляем. В Китай идет скот из Чили – это одна из наших стран базирования.

Мы практически присутствуем во всех странах, где есть экспортный потенциал по КРС, МРС. Это касается и Евросоюза, Северной и Южной Америки, Австралии. 

У каких стран самый высокий экспортный потенциал?

— Это, безусловно, США, где самые большие ресурсы и объемы животных, высочайший селекционный и племенной уровень животных. Это одна сторона. Другая – это проблемы, которые там существуют, из-за которых очень ограниченное число стран может принимать их скот. Здесь есть политические причины, как я сказал по Китаю, здесь есть эпизоотическая ситуация: лейкоз не является в США заболеванием признанным опасным.

Соответственно до 30% животных подвержены лейкозу, являются его носителями. Их, американцев, это дело не касается, потому что все молоко у них идет под стерилизацию. У них фактически весь рынок из стерилизованного молока. А сам по себе лейкоз проявляет себя на четвертом-пятом году в клинической форме, а поскольку цена на мясо в США очень высокая, то по понятным причинам не все животные доживают до четвертой-пятой лактации, и выходят в США из эксплуатации в среднем на второй лактации. И вопрос по лейкозу просто для них не актуален. Но для  Евросоюза или для РФ вопрос лейкоза является определяющим, поэтому завоз скота из США в РФ на сегодняшнийдень — момент чрезвычайно рискованный.

Второй момент – система племенного учета. Фермы в Америке базируются на сугубо практичных понятиях. Основная часть фермеров не хочет платить деньги за регистрацию своих животных в ассоциации, платить определенную сумму с каждого литра молока. Они работают без регистрации животных. Не смотря на то, что животные имеют высочайший племенной уровень, по ним ведется активная племенная работа, эти животные по законодательству ряда стран, в том числе российскому, они не являются племенными и чистопородными. По ним невозможно проследить их происхождение, всю родословную. Это просто как пример.

Чтобы активно присутствовать на мировых рынках многих стран, а мы присутствуем практически во всех странах, которые активно закупают племенной скот, конечно, нужно иметь множество рынков закупки. С этим связана и наша активность на рынках Евросоюза, мы работаем практически во всех странах, которые традиционно экспортируют племенной скот. Мы работаем в Северной Америке – США, в Южной.

Мы же занимаемся не только скотом молочного направления и продуктивности, но и мясным направлением продуктивности КРС, и активно занимаемся мелким рогатым скотом тоже. Это очень интересная, важная и перспективная работа для нас.

Я как раз про рынки сбыта хотела спросить. После стран, где вы покупаете скот, логично спросить: где вы его продаете? И какой самый большой рынок?

— Самый важный для нас рынок, безусловно, в России, прежде всего, потому что я россиянин. По объемам продаж и по интересу к развитию этого рынка Россия является определяющей. Далее, если мы пройдемся по странам СНГ, это Казахстан, Узбекистан, Азербайджан. Если мы вернемся к странам бывшего СССР, то очень важным рынком для нас является Украина, очень перспективный и растущий рынок. А если выйдем за пределы бывшего Советского Союза, то очень важное направление – это Турция, Китай, Ближний Восток, Северная Африка. Все это основные рынки, с которыми мы активно работаем, и где мы присутствуем.

А Беларусь?

— Беларусь просто по объему продаж чрезвычайно мала. Ее можно упомянуть, но говорить, что там существует какой-то серьезный рынок…

Это о чем говорит?

— Я бы не хотел говорить, о чем это говорит (все смеются). Скорее о том, что отсутствует программа по развитию местной селекции за счет импорта селекционных достижений из-за рубежа. Перспективы присутствую всегда. Потребность, она есть. Просто она очень маленькая, но все меняется в жизни. У нас поставки в Беларусь были, мы планируем их в начале будущего года, у нас есть потенциальные покупатели племенных животных. Просто объем этого рынка очень мал.

Но на рынке Украины снижаются объемы производства молока, молочных продуктов. Их практически выдавливают европейские коллеги на их же рынке.

— Вы имеете в виду, что импортом выдавливают?

Импортом.

— Такой глобальной оценки рынка Украины у меня нет, но я могу сказать об общей тенденции, которая есть по племенному скоту. Мы наблюдаем такую тенденцию, что Украина активно экспортирует свою выбраковку в страны бывшего СССР — это, прежде всего, Казахстан и Узбекистан. С другой стороны, мы активно наблюдаем с огромным удовлетворением, что объемы поставок нашей компании на украинский рынок постоянно растут.

Но, естественно, то, что вывозится и то, что завозится – это не одно и тоже. Завозим мы селекционные сливки, самый лучший скот, и здесь требовательность наших украинских покупателей и коллег очень высока. Требования, которые предъявляются к ввозимым животным, на самом высоком уровне. Идет планомерная замена поголовья. Завозится все самое лучшее, а продают выбраковку. Это логичный, нормальный подход, который должен быть в любой стране, которая имеет серьезный уровень молочного животноводства и которая хочет активно его развивать. Мы эту логику понимаем и поддерживаем, полностью хотим участвовать в реализации такой идеологии.

По поводу России вопрос, много дискуссий по этому поводу, сколько здесь коров, Вы наверняка знаете?

— Фактически? Ну, у меня такое ощущение, что можно говорить о поголовье 5-6 млн.

Практически как мы считаем – 4,5 млн. Но все говорят о 8 млн. С ЛПХ.

— Я думаю, что всегда лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Для того, что бы что-то поменять у себя в жизни или в стране, надо всегда давать четкий отчет в сегодняшней ситуации. И никогда ничего нельзя изменить к лучшему, не говоря о себе, «что сейчас плохо у меня?». И здесь дело даже не в общем поголовье, а в общем уровне, в условиях работы. И те усилия, которые мы предпринимаем, по изменению своих подходов и изменению товарного ассортимента, они как раз направлены на то, что мы хотим максимально участвовать в селекционном обновлении животноводческих предприятий в РФ. Не все это понимают, не все это поддерживают. Конечно, мы бы хотели, чтобы на уровне государства этот подход возобладал. Но мы в любом случае приложим к этому максимум усилий, чтобы максимально способствовать селекционному развитию. 

Какое у вас отношение к российскому племенному делу, к племенным заводам?

— Как к рудиментам советских времен. Чем быстрее Россия откажется от рудиментов, тем быстрее пойдет дальнейшее интенсивное развитие.

Мне кажется, что не собирается она отказываться от рудиментов. По моим ощущениям, те люди, которые управляют этим процессом, им все это выгодно и понятно. То есть, они сидят и делят деньги, а, значит, управляют процессом.

— Вы сами отвечаете на свои вопросы, поэтому получается уже монолог, а не интервью (все смеются). Поэтому в вашем вопросе есть ответ. Конечно, так и есть и, конечно, это негативно. Я сторонник того, что в такой ситуации, когда уровень того или иного развития недостаточно высок, нет необходимости изобретать в этом случае велосипед. Всегда надо попытаться скопировать хотя бы все самое лучшее, что есть, это касается и технологических вопросов, и административных, и законодательных. Скопировав это и достигнув хотя бы уровня, который приближается к среднему мировому уровню, уже, конечно, можно думать о том, чтобы сделать что-то самому.

У России свой путь, всегда.

— Ну, вот пускай он будет своим, только не в таких конкретных, утилитарных вопросах.

У вас есть ощущение, что есть два параллельных мира, в том числе в теме племенного животноводства? Есть государство со своими субсидиями, поддержкой племенных хозяйств, а есть горизонтальный рынок, который существует и развивается без участия государства?

— Рынок племенного скота?

Да.

— Я бы не сказал, что в России существует рынок племенного скота. Его нет. Я его не оцениваю как реально существующий. Например, внутренние продажи животных являются спонтанными и не систематическими. Нет никакого среднего уровня цен, среднего уровня племенной ценности животных, правил и нормативов, традиций. Говорить о том, что какой-то рынок существует, — нет. В России сегодня не существует рынка племенного скота.

А что нужно сделать, чтобы он существовал?

— Нужно его создавать участникам рынка. Для этого должно быть интенсивное предложение животных на рынок, понимание покупателями тех требований, которые необходимы при закупке поголовья, то есть нужна цивилизация и продавцов, и покупателей. И нужны объемы, которые чрезвычайно малы, объемы внутренней торговли скотом. 

Мы определенный интерес к этому процессу проявляем, но пока не видим своей роли, своей миссии во внутреннем рынке. Опять же, это все кончается тем, что как только мы пытаемся встрять во внутренние продажи, и привнести наши правила торговли, мы видим, что они у нас совершенно другие. То есть мы животных поставляем со страховкой всегда до места, мы страхуем животное еще в течение 30 дней после поставки, отвечаем за животных и дальше, мы осуществляем надзор за ситуацией. Но таких подходов в отношении внутренних продаж нет. И в конечном итоге все сводится к тому, что предприятия хотят напрямую купить животных без нашего участия на таких полудиких правилах торговли, без доставки, без ответственности, без страховки, без должной подготовки животных к продаже.

Мы с таким подходом не согласны. Мы хотим торговать цивилизованно, максимально защищая интересы покупателя. Безусловно, такая цивилизованная торговля стоит определенных затрат. А подавляющая часть покупателей, как говорится, удавится за лишнюю тысячу рублей. Но тут мы им не попутчики. Мы не участвуем в таких подходах.

Как у вас складываются отношения с Россельхознадзором?

— Рассматриваются как данность, как правила игры. Мы, безусловно, серьезно и с уважением, это не шутка, относимся к требованиям эпизоотической безопасности в любых странах. Если мы говорим о племенном учете, то здесь можно и пошутить, и посмеяться, а что касается эпизоотической безопасности, то здесь я сторонник самого жесткого регламента. Если те или иные заболевания реально опасны, все правила игры необходимо соблюдать. И здесь заградительные меры обязательно нужны, контроль нужен.

Блютанг опасен?

— Он не опасен для КРС, но очень опасен для МРС, а КРС является переносчиком вируса блютанга.

Что касается выдуманных проблем, их тоже достаточно много. Мы с ними боремся, с такими ситуациями, как правило, выходим победителями в конечном счете. Это, прежде всего, выдуманная болезнь, я говорю о вирусе Шмалленберга, который мало кто может произнести до сих пор. Это та болезнь, которая не является списочной, по-моему, не является вообще опасной. Это вирус, которых великое множество, он не приносит никакого хозяйственного ущерба. Но, несмотря на это, до сих пор действует старая инструкция, по которой животное проверяют и в хвост и в гриву на наличие вируса Шмалленберга в рамках карантина перед экспортом и здесь. И это в общем учете нагружает конечного покупателя чуть ли не 100 евро дополнительных расходов на одну голову животного.

Вирус Данкверта! Простите, это, конечно же, моя шутка, никакого отношения к Алексею она не имеет.

— Мы здесь всегда пытаемся доносить свою точку зрения, когда она доходит до тех людей, которые хотят слушать нас. Типичный пример — то же самое касается лептоспироза или хламидиоза, то есть тех заболеваний, которые имеют различные виды серотипов или бактерий, из которых только ограниченное количество или одна является патогенной.

Какой смысл, допустим, вводить ограничения, контролировать хламидиоз по тем видам хламидий, которые являются патогенными для барсуков? Ну какое отношение КРС имеет к барсукам? А мы боремся фактически с хламидиями для барсуков.

То же самое касается лептоспироза, у которого 24 вида серотипов. При обнаружении антител на хозяйство накладывается карантин – опять же, это рудименты старых времен.

Вот что касается серьезных заболеваний, таких как лейкоз, бруцеллёз, туберкулез, паратуберкулез и другие серьезные заболевания, — здесь, конечно, мы руками и ногами голосуем за самые строгие меры контроля. И сами протоколы очень жестко соблюдаем у себя. И ведем вакцинацию. Когда вакцинация не запрещена, ни по регламенту РФ и регламентам стран экспорта, мы всегда стараемся сделать максимум усилий – вакцинацию, профилактические обработки, чтобы лучше защитить животных от заболеваний, которые реально являются патогенными и опасными.

А если сравнить требования, порядок, культуру работы Россельхознадзора и других стран, есть какие-то отличия?

— Отличия, наверное, прежде всего, в разрешительной практике. Например, в ряде стран вообще отсутствует порядок получения разрешения на ввоз. Такого нет, и это, я считаю, тоже логичным. Если импорт из страны не является запрещенным…

Если речь идет о деньгах, то, как это можно отменить? (смеются)

— Можно сделать все, что угодно, только надо добиться этого. Пример Украины. Она при всех плюсах и минусах отменила порядок получения разрешения на ввоз. Следующий момент — скот завозиться в Украину без получения разрешения из всех стран, но, естественно, по тем сертификатам, которые утверждены, которые не запрещены к ввозу. И Украина не единственная страна. 

Существует большое количество стран, которые не вводят разрешительную процедуру. Все, что разрешено, то не запрещено. И этот подход, конечно, более эффективен. Какой смысл осуществлять процедуру разрешения на ввоз того, что и так разрешено?

Опять же, это наше желание, но мы не являемся той компаний, которая борется против того, что нецелесообразно. Мы никогда не тратим усилия на то, что не является принципиальным. Это не принципиальный вопрос. Вот допустим тот же самый хламидиоз, лептоспироз, вирус Шмалленберга – рудиментные требования, конечно, мы с ними боремся на том уровне, на котором можем. Потому что здесь нет никакой логики, никто не может обосновать это с логической и эпизоотической точки зрения.

Мы пытаемся доказать всегда, что это не проблема, ограничения неправомерны, продление карантина неправомерны, потому что мы фактически защищаем собственное реноме, потому что любая запретительная процедура бьет по нашей репутации. Люди, как правило, не разбираются, слушают, что карантин не закончился, а компания поставляла скот. Соответственно, это ведет к огромным дополнительным затратам для компании, купившей животных, так как любое продление карантина – это дополнительные тесты, ограничения, запрет на перемещение животных. А любой запрет и повышение затрат покупателя дискриминируют нашу совместную деятельность, финансово.

То есть Россельхознадзор, по сути, не самый жесткий, если брать другие ветслужбы?

— В РФ, после того как скот ввезен, Россельхознадзор не имеет к этому отношения. Этим уже занимается ветеринарная служба региона. В РФ ветеринарный надзор разделен между Россельхознадзором и региональными ветеринарными службами, которые уже подчинены непосредственно региону. Опять же, это такая специфика РФ.

А если сравнить с другими рынками сбыта, с тем же Китаем? У них там тоже есть свои особенности?

— Конечно, конечно, и очень жесткие. Не надо думать, что Россия является лидером по сложности администрирования. Это непростой и достаточно сложный рынок. Но отнюдь не самый закрытый и самый сложный с точки зрения административного контроля.

Регионализация на территории РФ мешает вам работать?

— По эпизоотическому контролю?

Да.

— Нет, она же касается животных, выращенных в регионе.

А проезд через регион?

— Этот вопрос существенно не контролируется, потому что животные же не выгружаются. Животные идут транзитом в машинах, поэтому возможность инфицирования животных минимальна. Это риски, которые не являются существенными. Но, тем не менее, если в регионе возникла серьезная проблема — допустим, вспышка бруцеллеза или ящера, мы четко мониторим ситуацию на сайте Россельхознадзора и через этот район не едем. Ведь речь не идет о том, что вся область закрыта, это касается определенных районов. Конечно, мы туда не едем, мы не самоубийцы. 

Все равно риски есть, хотя животные не выгружаются, но они не такие серьезные.

В последние годы мы читаем много в новостях, что вы открываете проект то в Омской области, то в Тюмени, то еще где-то. Это проекты по выращиванию животных локальные? И насколько эти проекты реализованы?

— Нет, не реализованы. Там нет никакой экономической подоплеки. Суть в том, что если животное произведено не на предприятии с племенным статусом, то есть возвращаемся к тому, что нет племенного статуса животного, а есть племенной статус предприятия. Животное фактически никому не нужно, потому что от такого вида деятельности, как ферма по выращиванию племенного молодняка, его в перечне видов деятельности по племенному животноводству, его нет. 

То есть фактически племенную продажу может вести только то предприятие, которое непосредственно само производит молодняк, то есть имеет дойное стадо. И при этом тогда его объемы поставок племенного скота ограничены размером материнского стада.

На сегодняшний момент такая деятельность не имеет ни экономической, ни законодательной подоплеки.

Мы сейчас готовим Молочную Олимпиаду, которая в следующем году пройдет в Казахстане. Могли бы вы вкратце охарактеризовать этот рынок?

— Рынок Казахстана достаточно перспективный. Мы были у истоков его формирования. Мы зашли туда лет 10-12 назад, большинство молочно-товарных ферм, которые финансировал агрохолдинг «КазАгро», который уже не существует, и КазАгроФинанс. Первые две фермы купили животных в Канаде, а все остальные фермы из первого эшелона, все тогда получили скот из Венгрии. После этого были события, которые крен в развитии животноводства перенесли на мясной скот. Мы тоже в этом участвовали, проводили массированный импорт племенного поголовья мясных пород, прежде всего ангусов и герефордов. А потом произошло крушение этого рынка, вообще всего импорта в связи с тем, что был обвал курса тенге, и на пару лет инвестиционная активность по созданию новых молочно-товарных ферм кардинально упала.

В этом году мы существенно активизировали свою работу. Видим, что в ряде регионов идет интенсивное создание молочно-товарных ферм. Но сейчас мы уже в Казахстан заходим с другой концепцией. Мы пропагандируем наш конек – поставку скота высокой генетической и селекционной ценности.

Это кроссы?

— Кроссы – это как бы десерт, а основное блюдо – это скот, имеющий конкретную селекционную ценность. Мы, конечно, готовы поставлять обычный «товарный» скот тому, кому важна только цена. Но это не наша специфика. Мы не являемся какими-то особенными поставщиками, там есть и другие поставщики, мы не единственные на рынке. А наша специфика, в том числе в Казахстане, поставка или альтернативных пород, как джерсейская или красная молочная порода, как я уже сказал. Или поставка, опять же, голштинских животных с высоким генетическим уровнем, генетипированных, для создания племенных ядер. Переговоры мы ведем постоянно, фермы находятся в различных стадиях строительства. Проектов достаточно много, хотя они не во всех областях Казахстана. Есть региональные лидеры, прежде всего это перспективная Северо-Казахстанская область, Акмолинская, Алматинская область, Жамбыльская область, Восточный Казахстан, Карагандинская область. Вот я только что два дня назад был в Карагандинской области, там первый проект серьезный фирма собирается строить. Мы рассматриваем Казахстан, как очень важный регион для нашей работы.

И сейчас мы там работаем, есть пара проектов, которые мы в этом году осуществили. Очень рады, что осуществили поставки в этом году джерсейской породы – в регион Алмата. Я неравнодушен к этой породе, в том числе визуально, потому что красивее, чем джерсейская телка КРС, наверное, ничего нет. Я вообще к женскому полу неравнодушен, не только к КРС (смеются). И с другой стороны я неравнодушен к экономическим показателям этого животного, потому что вот это утилитарный экономический подход к эксплуатации животных для нас является определяющим.

Еще раз повторю, для нас определяющим является заработок с животного за всю его продуктивную жизнь, не сколько можно отчитаться за его удои. То есть, если животное имеет отличную конверсию корма, долго живет, не имеет проблем с отелами и со здоровьем, занимает мало места в коровнике, мало делает выбросов метана в окружающую среду, то для нас такие животные предпочтительные.

Про метан в последний год стало актуально?

— Ну, почему последний год. Мы сами понимаем, что значительно комфортнее создавать молочно-товарные фермы вблизи населенных пунктов. И понятно, почему. Нужно меньше возить людей, есть инфраструктура. Одно дело, когда это Карагандинская область в степи, где фактически нет ни воды, ни электроэнергии, ни газа, ни людей. Там создать ферму значительно сложнее, чем сделать это рядом с городом. Но если ставят огромную ферму рядом с городом, с теми же самыми голштинами, то удар по окружающей среде, соответственно, больше, чем если мы ферму укомплектуем более экономичными животными с точки зрения выбросов.

В этом плане джерсейская порода более экономичная с точки зрения метана?

— Джерсейская порода и те же самые голштины. Есть же разные селекции голштинов. Есть селекция, направленная на уменьшение размеров животного и его веса, это селекция Viking – это североевропейская селекция, которую мы называем скандинавской. Это животное, которое на 10% меньше, следовательно на 10% оно дает меньше выбросов в окружающую среду. 

Мы являемся стратегическим партнером группы компаний «Викинг», чему очень рады. Потому что здесь в нашем сотрудничестве помимо бизнеса заложена огромная интеллектуальная собственность, которой мы пользуемся, интеллектуальный потенциал. Это как раз дело серьезных ребят, к которым мы себя относим. И мы это сотрудничество развиваем. Если пять лет назад мы торговали датским скотом лишь эпизодически, сейчас этот скот селекции «Викинг» и селекционная программа по этому скоту являются для нас стратегическим направлением. 

Более того, с этого года мы начинаем программу по селекционному сопровождению, чем мы никогда не занимались. Вместе с компанией «Викинг» мы предоставляем услуги по селекционному сопровождению предприятий, которые или купили скот этой селекции или хотят купить и дальше развивать это направление селекции. 

Кроме того, в январе мы проведем первый семинар, который, как мы надеемся, будет проводиться постоянно в Дании в штаб-квартире генетической компании «Викинг». Делаем семинар для российских агрохолдингов по объяснению, как правильно реализовывать тот генетический потенциал, который заложен в скоте.

Почему мы это делаем? Потому, что несмотря на то, что датский, скандинавский, скот занимает фактически вторую строчку по объему ввоза в РФ, люди, покупающие этот скот, не всегда понимают, зачем они его покупают. Они исходят из того, что скот лучше адаптируется, с ним меньше проблем, но при этом они не понимают почему. И вдруг начинают крыть датский скот американским семенем. К чему это ведет? Во-первых, они губят всю ту генетику, которую привезли, что вызывает тяжелые отелы, потому что осеменяют большими животными. Но и самое главное, купив роскошную машину одной марки, они начинают заливать в нее масло или бензин, которые абсолютно не предназначены для этой машины. 

На мой взгляд, это абсолютно неправомерный и экономически необоснованный подход, который мы как раз хотим поменять. И вот в связи с этим мы и предлагаем услуги по селекционному сопровождению, которые касаются как скота, купленного у нас, так и любого другого скота. Селекционное сопровождение мы начинаем после проведения генотипирования животных, чтобы понять ту генетическую ситуацию по животным, которая есть на сегодняшний момент.

Вы говорили про экономическую рентабельность коровы в течение жизни. А какой она должна быть?

— Цифры достаточно простые, до смешного. Наш подход – это приблизительно 100 евро с одной удойной коровы в год. Пример, ферма в 1200 голов – это минимальный разумный в нашем понимании формат, — должна в год давать 1 млн 200 тыс евро чистой прибыли.

Есть такие?

— Конечно, есть. Подавляющее количество. Если она дает меньше, то здесь есть конкретная беда. Она не имеет права давать меньше, а давать только больше. Это отправной путь, ниже не должно быть с головы, с дойной.

Здесь заложено то, что животное эксплуатируется в условиях РФ все-таки больше двух лактаций. Потому что инвестиции на импортное поголовье достаточно высоки. И абсолютно неправомерно удалять животное из производственного процесса после второй лактации, так как на третьем году как раз начинается прибыль. Мало того, к третьему году достигается еще пик по лактации. Мы доим очень много, и каждый день, начиная с третьей лактации, приносит чистую прибыль в карман. Эти цели – основополагающие.

На ваш взгляд, какой период идеальный для выбраковки? Я был на семинаре MSD, где выступал американский эксперт, очень интересно рассказывал про выбраковку. И связал это с денежным потоком, где основные показатели — продуктивность и стельность. А, скажем, DeLaval говорит просто: продуктивное долголетие.

— Здесь есть еще очень важный третий момент – стоимость говядины. Если она недооценена, то в этом случае длительная продуктивность жизни животного является еще более важной. Если она переоценена, как, допустим, в США, то для них долгота продуктивной жизни не имеет никакого значения. Они же не забивают животное, которое уже готово сдохнуть. Они его своевременно выбраковывают, ставят на откорм и получают из него деликатесную говядину. Если вы вовремя выбракуете голштина и поставите его на откорм на три месяца, догоните до 800-900 кг, у него будет такая зажиренность, что она даст еще фору ангусам по гастрономическим свойствам и по всему остальному. Я уверяю вас, что когда мне приходилось есть старую откормленную корову, как это делают в Испании, например, то это мясо просто аналогов не имеет. Это самое вкусное мясо, которое существует, никакие амурские бычки не сравняться с этим. 

Все определяется еще ценой на мясо. Конечно, решение о выбраковке нужно принимать не тогда, когда животное пало или сломало ногу (смеются). Какое это решение, какая политика? Должна быть обдуманная и прогнозируемая программа по выбраковке. 

Конечно, когда снижается продуктивность животного, то его целесообразно выбраковывать, но при этом надо все делать, чтобы не доводить до этого.

Почему оно снижает продуктивность? Может быть, случайно? От этого не застрахован никто. Но конечно, это, прежде всего, касается менеджмента. Чем он лучше, тем меньше проблем по необъективной выбраковке.

Есть у вас ощущение, что в России на сегодняшний момент, — мы берем лидирующие хозяйства, — что они по менеджменту находятся впереди планеты?

— Конечно, нет. Положение не настолько драматичное, как было раньше, но кадровый голод по поводу квалифицированного персонала в России ощущается чрезвычайно. Это, прежде всего, касается менеджеров ферм. Если ветврачей кое-как можно воспитать и вырастить, то менеджмент действительно на вес золота. Здесь главный вопрос о размерах ферм. Чем больше ферма, тем меньше проблем, для того, чтобы найти менеджера на тысячу голов.

И, как правило, это не европейцы?

— Европейцы здесь не могут быть постоянно, невозможно найти столько европейцев, которые эффективно работали бы в России. Сами понимаете, что менеджер должен быть постоянно на ферме, если он приехал на неделю, то это так не работает. Это тот человек, который должен ночевать на ферме, должен знать работу абсолютно всего персонала, он – и ветеринар, и осеменатор, и кормач, и дояр. Идеальный менеджер – это тот, кто прошел все этапы, все циклы производства и стал управляющим фермы, имеет опыт. Такие люди, конечно, на вес золота. Таких людей можно только самим воспитывать и самим создавать. И это должны быть россияне, живущие здесь. А те, кто приезжает из-за границы, сами понимаете, в значительной мере не нашли себе применения там, где они живут.

Назовите самого лучшего менеджера в России, если можете, и самую лучшую ферму в России, которую Вы посещали.

— Я человек эмоциональный. Я очень люблю копанию «Русский сыр», люблю подходы собственников и люблю менеджмент. Для меня это показатель того, как можно в России своими руками создать эффективное молочное производство, во всех отношениях, и эффективно развиваться.

«Русский сыр» – это «Молокогрупп»?

— Нет, это компания, производство которой находится в Калужской области, с офисом в Брянской. У них огромное производство сыров, а все молочное производство сконцентрировано в Калужской области. Они комплектуют уже второй комплекс. Их менеджмент, действительно, эффективен. Показатели, которых они достигли, вселяют в нас очень большую уверенность в их перспективе. Это предприятие, которое будет очень активно развиваться и которое, самое главное, реализует все экономические цели, которое перед собой ставит. Люди слушают, активно пытаются вбирать в себя все самое интересное.

Это один из самых наших главных клиентов по нашему селекционному сопровождению. Мы рассчитываем, что именно с ними начнем активную работу и будем дальше ее развивать. И люди пробуют. Покупают разное поголовье, вводят его в эксплуатацию, анализируют. Этот анализ очень важен. Мировые подходы все есть, но любой из них необходимо адаптировать к местным условиям, поскольку нет единых условий, ни климатических, ни человеческих, ни административных, везде своя специфика. Они смогли, пользуясь всей информацией, реализовать ту модель, которая является в условиях РФ работоспособной.

Они должны быть нашими следующими героями.

— Я их рекомендую, и управляющий там мне очень нравится, он выходец из Белоруссии, где есть костяк специалистов. Это белорус с большой буквы – белорус высокой племенной ценности (смеются).

Почему скептицизм имеет право на жизнь. «Зеленая повестка» сейчас у всех на устах, и экозащитники часто говорят о том, что нет будущего у молочного животноводства, или оно будет играть очень скромную роль в развитии АПК, в питании человека. Как Вы к этому относитесь?

— Ну, конечно, диаметрально противоположно. Поскольку уровень жизни населения будет объективно расти, и само население России и мира будет расти, то вопрос обеспечения качественными продуктами питания с высокой энергетической ценностью всегда будет на повестке дня. Спорить о том, что полезнее или вреднее, растительный белок или животный, — это дело неблагодарное. И то и другое нужно, потребитель всегда сам должен выбирать, но никакой разумной альтернативы, замены молочному белку на сегодняшний день не существует.

Другое дело, что в рамках молочного белка, и здесь есть большое поле для дискуссий и для развития, и я большой поклонник программы А2. Когда производители молока программы А2 будут иметь весомую долю на рынке. А производители обычного стандартного молока А1 уже будут дискриминированы ценой и объемами закупки. В пределах этой концепции, думаю, что перспектива развития очень хороша. Возможно, доля в рационе человека будет меняться. Но те объемы производства молока, которые сегодня есть в мире, сокращаться не будут никогда и будут расти, поскольку уровень жизни населения и численность населения всегда будут идти значительно большими темпами вверх, чем объемы производства молока.

Но, что самое важное при этом, что всегда будет стоять вопрос о защите окружающей среды и рентабельности. И здесь утилитарные подходы по экономичности породы, по снижению выбросов в окружающую среду, по созданию животного с меньшими габаритами и выбросами, лучшей конверсией корма, лучшей эффективностью, меньшими затратами на производство литра молока – вот это будет основополагающими факторами. И здесь мы хотим вложить максимум своих усилий, интеллектуального потенциала и опыта, именно в это стратегическое развитие. Потому что это дело для умных ребят, к которым мы себя относим.

Выживут только эффективные?

— Конечно. Это касается молочного производства тоже. Время неэффективных мелких ферм или прошло или закончится в ближайшее время. В мире. Мелкие фермы тоже могут быть, но тогда должна быть идеология, фермерская идея, должна быть собственная переработка с высокомаржинальными продуктами, брендирование. Просто мелкая ферма – это ни о чем. Только если есть особая идея, собственная переработка, особый скот, особая концепция, особые рецептура. 

А для больших ферм уже другие законы, так как это уже промышленное производство с минимизацией затрат. Там чем ферма больше, тем она более эффективная. Промышленная ферма с менее 1200 голов дойного стада без собственной переработки не эффективна в нормальных экономических условиях. Во всем мире, в том числе в РФ, этот процесс будет достаточно быстро идти. Будут вымываться с рынка неэффективные производители, достаточно быстро, и будут развиваться крупные компании, но до определенного размера. А определенный размер – это управляемость, которая является очень важным фактором. Масштаб производства тоже очень важен, чтобы менеджмент был эффективным и полностью контролируемым.

«ЭкоНива» — это управляемый размер?

— Я не могу комментировать с точки зрения эффективности-неэффективности модели, но я бы никогда в жизни, даже в страшном сне, не могу себе пожелать участь собственников или управляющих этой компании, это действительно для меня ад на земле. Взять на себя, взвалить такой объем проблем и объем менеджмента и еще пытаться делать его эффективным — это задача, действительно для монстров. (смеются)

Спасибо большое, Алексей, было очень интересно!