Интервью с Владимиром Кошмановым, главой КФХ “Кохман"

Источник: The DairyNews
“Молочные скептики" в очередном выпуске поговорили с Владимиром Кошмановым о судьбе фермера в России, проблемах и задачах фермерства, а также узнали почему глава калужского КФХ ищет со-инвестора. Детали - в материале The DairyNews.
Интервью с Владимиром Кошмановым, главой КФХ “Кохман"

DN: Владимир, Вас можно поздравить: Вы больше не фермер?

ВК: Вы ставите меня в тупик. Конечно же я фермер. Пока что я не продаю свою ферму, она работает, просто мы сейчас переформатируем нашу работу. Мы начинали с нуля в 2007 году, я тогда ничего не знал и не умел. А за время работы – коровами и молоком мы занимаемся три года – уже накоплен опыт, есть понимание, что и как делать. И для этого я хочу переформатировать нашу работу, чтобы перейти из стадии изучения в стадию конкретной работы и бизнеса.

DN: Но животных Вы продали?

ВК: Да, животных я продал, поскольку некоторые ошибки прошлого не позволили нормально содержать скот. В прошлом году мы ужасно провели заготовительную кампанию по кормам. Мы пытались исправить ситуацию тем, чтобы закупить корма, но в итоге все договоренности растворились. Поэтому, чтобы не издеваться ни над собой, ни над животными, мы их продали.

Так что сейчас мы готовимся к переформатированию. Подготавливаем технику, проведем правильно посевную, заготовим корма и, думаю, к концу года закупим стадо. Я не собираюсь отказываться от молочного животноводства. Просто сейчас думаю, в каком направлении идти. Может быть, мы найдем нового инвестора, поскольку я понимаю: для выхода на новый уровень нужны деньги. Сейчас я веду переговоры с несколькими людьми, интерес есть. Многие хотят заниматься молоком, и когда я продавал коров, был колоссальный спрос.

То, чего мы достигли, показывает, что молочным животноводством надо заниматься. Мы вышли на переработку и продажи, частично вышли в прибыль. Но объемы слишком маленькие, нам не хватило ресурсов, чтобы выйти на нужные объемы. Мы делали 10% от необходимого.

DN: Кому Вы продали стадо? И сколько животных?

ВК: Продал 96 голов. Конкретных имен называть не буду. Фермеру в Калужской области. Я очень не хотел продавать скот на мясокомбинат, поэтому ждал, пока найдется покупатель фермер, который будет их доить. Коровы сычевской породы.

Все остальное – ферма, поля, трактора – осталось. В общем и целом, мы протестировали идею, она нам понравилась, и теперь мы будем двигаться дальше. Как именно – я пока думаю. Либо я сам все это потяну, либо найду партнеров. Если будет интересное партнерство, то я только «за», поскольку все это дело надо масштабировать, строить вторую ферму. Земли у меня хватит.

DN: Тем не менее, у Вас остались долги. Также была господдержка, гранты, за которые нужно отчитываться. Ожидаете ли Вы преследований?

ВК: Нет, не ожидаю. У меня нет никаких просрочек ни перед кем, кроме моих друзей, но они терпят. А перед банками и государствами я чист. У меня выстроен финансовый план, в соответствии с которым просрочек и не будет.

DN: За счет чего Вы сейчас зарабатываете?

ВК: Кроме фермы у меня есть и другие дела, приносящие доход. Собственно, благодаря этому я и вкладывался в ферму, поскольку те же самые банкиры не очень поддержали мой проект в полном объеме.

Кстати, это одна из моих ошибок, но тут все зависело не от меня. Когда я начинал, были договоренности с одним банком, и он меня просто кинул, из-за чего весь проект пошел немножко не туда. И сейчас я увидел все эти проблемы, которые в то время не осознавал. Тогда я думал: ладно, разберемся. Впрочем, и деваться тогда уже было некуда: я получил грант, строю ферму, а банк не выдает кредит, обещанный на конкурсной комиссии, на коров – и коров нет. Мы решили вопрос, но сделали это неказисто. Вместо 140 голов для фермы я купил 100. Сейчас я осознаю, что это была колоссальная ошибка, потому что я на 40% уменьшил выручку проекта.

Мы начали строиться в 2013 году. Когда проект изначально недофинансирован, то проблемы начинают расти как снежный ком. Стадо вроде бы увеличилось, а кредиты – они у нас пятилетние – давят. Хуже, наверное, только гостиничный бизнес, где, как считается, срок отдачи еще больше. А в сельском хозяйстве 5 лет – это не срок. Мы только три года запускали ферму. Поэтому желание банкиров дать кредит на 5 лет и под такие проценты, после чего думать, что в сельском хозяйстве это возможно вернуть, было ошибочным. Поэтому когда начались проблемы с выплатой кредитов, приходилось продавать молодняк. В итоге мы так и не смогли дорасти до 140 голов.

DN: Какие еще были ошибки?

ВК: Моя системная ошибка, которая погубила не один бизнес, – это недофинансированность. Когда не хватает денег, ты не можешь провести нормальную заготовительную кампанию, получить нормальные корма, и это идет дальше, как снежный ком. Ты получаешь меньше молока, соответственно, меньше прибыль, и все происходит заново.

Я предполагал, что эта ошибка будет, и пытался всячески себя от нее уберечь, но срыв проекта на самой начальной стадии не позволил этого. Где-то на год у нас переместилась реализация проекта, и все это время я платил кредиты за того же самого робота, а выручки не было. Вся «подушка безопасности», которая у меня была, оказалась съедена за этот год.

Все остальные проблемы решаемы. Когда у нас были хорошие корма, мы получали хорошие надои и шикарное молоко, которому я так и не смог найти замену.

Тем не менее, мы прошли колоссальный путь. Уже 12 лет я занимаюсь сельским хозяйством, начиная от оформления земли. И с теми знаниями и навыками, которые получили мы с моей командой, можно идти дальше и выйти на абсолютно свободный рынок качественных продуктов в Москве.

DN: Нет ли сомнений? Все же прошло 12 лет, опыт есть, денег потрачено много.

ВК: Мне нравится всем этим заниматься, это интересно. У меня есть идеи дальнейшего развития, потому что я увидел весь процесс изнутри. Я понимаю, что нужно и что отсутствует, уже на протяжении трех лет я это вижу. Знаю, что нужно сделать, и мне непонятно, почему это до сих пор не сделано. Посмотрим, насколько проект будет успешен в будущем. Думаю, я в любом случае останусь в этой области, поскольку не хочу терять те колоссальные опыт и знания.

DN: Что будете делать, если не найдете соинвестора?

ВК: Буду сам продолжать, просто позже. Возможно, сделаю паузу не на год, а на полтора-два. Все зависит от многих вещей: насколько удачными у меня будут дела в Москве. Так что здесь у меня сейчас различные варианты. Я сделал так, чтобы моя ферма была безопасной, чтобы она не тянула на дно.

Сейчас переговоры с инвесторами идут.

DN: То, что случилось, это Ваша ошибка или самой системы?

ВК: Все ошибки мои. Я понимал, что происходит. Да, можно сказать, что банк меня кинул, и это факт. Это был Россельхозбанк. Их подход меня впечатлил, и даже если бы они сразу ответили отказом, я бы строил проект по-другому. Но они сначала пообещали, что дадут денег, но в итоге не дали. На самом деле, это катастрофа, и так работать нельзя. Для мелкого фермера «да» от Россельхозбанка – это «нет».

DN: Вы сейчас ищете инвесторов. Сколько Вам нужно денег и что инвесторы получат взамен?

ВК: Я еще серьезно об этом не думал. Просто люди вышли и начали у меня спрашивать, что и как. Так что сейчас я еще думаю, в каком формате все будет.

Первой стадией было убрать риски, поскольку для меня неприемлемо банкротство. В России не существует банкротство, у нас это разграбление.

По поводу денег… Если человек покупает все хозяйство – это одна сумма. Если он входит и мы начинаем вместе наращивать мощности, это совсем другая сумма. Как делить прибыль и доли – это третий разговор. Все обсуждается с конкретным человеком в конкретных делах.

DN: Ферма существовала за счет другого бизнеса. Вы занимаетесь ей, потому что Вам это интересно? Занимались бы Вы фермой, если бы не имели другого бизнеса?

ВК: Теоретически – возможно. Практически – думаю, это было бы нереально. Я могу рассчитать бизнес-план, но в итоге все упирается в нашу финансовую систему. Мы попросим у банка 35 млн рублей, а они дадут 30. У меня доходило даже до того, что начиналась торговля с банками.

Хотя сейчас ситуация меняется. Кредиты дают на больший срок, до 15 лет. Раньше такого не было.

DN: То есть развитие фермерства в России – это не результат господдержки, а следствие того, что люди занимаются этим за счет другого бизнеса?

ВК: Смотрите… Я получил грант и субсидию по роботам. Также я получил субсидию по процентной ставке по кредиту. Это очень существенная поддержка. Если бы ее не было, то мой бизнес за спиной должен был быть еще больше. В этом случае я бы, наверное, вообще не занялся сельским хозяйством. Конкретно в моем случае господдержки оказалось недостаточно.

DN: Все равно наблюдается диспаритет в поддержке. Есть крупные игроки, в развитии которых заинтересовано государство и которые существуют, по большей части, за счет господдержки. И есть мелкие предприятия, которые государству, судя по всему, уже не очень интересны.

ВК: Такое ощущение есть. Даже если взять отчеты Россельхозбанка, согласно которым 99% кредитов получают крупные хозяйства. Самое обидное, что с каждым годом общий портфель у них растет. 15 лет назад они инвестировали в сельское хозяйство порядка 40 млрд рублей. А сейчас эта сумма выросла до триллиона. При этом кредитование мелких предприятий планомерно снижается. Это расстраивает, поскольку эффективность мелких хозяйств – и это подтверждает Росстат – очень динамично растет. И если соотнести полученные от банка деньги с тем, чего мы достигаем, то мы эффективнее в десятки раз. В условиях сжатого финансирования мелкие хозяйства показывают лучшие результаты, чем крупные.

На самом деле, условия у всех одинаковые. Просто крупняк вытягивает государство, а мелкие хозяйства тянут их владельцы.

DN: Но Вы отдаете себе отчет, что учитывая все обстоятельства, случившиеся с Вашим хозяйством, Вы являетесь примером того, что в сельского хозяйство лучше не соваться? Вы известный человек, потратили много сил и ресурсов на продвижение себя и своего проекта, все полагали, что он будет успешен.

ВК: Я занимаюсь бизнесом с 1997 года, и ни одно дело у меня не получалось по первому щелчку. Вывод любой технологии и любого продукта меньше чем за 5 лет у меня не получался. Сельское хозяйство требует очень серьезных инвестиций.

Если нет денег, этим действительно не надо заниматься. Чтобы открыть в Москве кафе, нужно 2-3 млн рублей. А ферма требует значительно больше денег.

Рынок открыт. Сейчас меня завалили звонками с вопросом, где наша продукция и куда мы пропали. Альтернатив очень мало. Есть достойные фермы, выпускающие качественные продукты, но Москва огромная, и здесь есть рынок сбыта. До коров я занимался кроликами, гусями и так далее, и мы всегда упирались в производство. С точки зрения бизнеса перспективы у сельского хозяйства хорошие. Другое дело, что это непросто – как, впрочем, и много других вещей. К сельскому хозяйству нужен комплексный подход: у тебя коровы, поле, корма, техника, переработка, логистика, продажи… Это огромная цепочка и сложный бизнес.

Скажу так: если кто-то не готов к сложному бизнесу, лучше в это не ввязываться. И дело даже не в господдержке. Могут быть деньги, может быть господдержка, но бывает так, что человек не справляется с бизнесом сам. Отчасти это и мой вариант. Если бы все деньги, которые я вкладывал, сконцентрировать в одно время, у меня получилось бы лучше. Проблема в растянутости.

Но если человек готов, если он может позволить себе нанять качественный персонал, управляющего, то все реально. После всего, что мы сделали, у меня сомнений в этом не осталось.

Сразу скажу, что сдавать молоко по 23 рубля на молзавод – это неинтересно. Но сейчас очень активно развиваются сыровары.

DN: Получится ли в России когда-нибудь создать серьезную прослойку фермеров? Будут ли они опорой с точки зрения нашего государства?

ВК: Перспективы есть. Государство вкладывается, выдает гранты каждый год. В банковском секторе постоянно идут разговоры о сельском хозяйстве.

Не исключено, что дальше все пойдет в довольно быстром темпе, потому что, как мне кажется, крупные хозяйства живут за счет государства и если оно перестанет их кормить, то может случиться так, как и с советским сельским хозяйством. С мелким фермером совсем другая история. Ферма – это то, за что он готов идти до конца. Он работает сам и не позволит, чтобы все это дело растащили.

Единственный аргумент в пользу крупняка – это валовый продукт. И это удерживает правительство от того, чтобы бросить крупные предприятия. Но эффективность мелкого хозяйства все равно выше, и в перспективе это должно сыграть свою роль. Нас становится все больше, мы начинаем объединяться в кооперативы, чего как раз хочет государство. Положительные примеры уже есть. И если эту работу продолжать, то мелкие фермеры с поголовьем в районе 100-1000 голов объединятся и будут представлять серьезную альтернативу тем же самым агрохолдингам. Но здесь прибыль будет распределяться между всеми, а не уходить в офшор. Фермер найдет этой прибыли лучшее применение, будет развивать предприятие, деревню.

Это перспективно, но предсказать, куда мы двинемся, я не могу. Но если это будет развиваться, то через 5-10 лет мы можем увидеть реальные кооперативы.

DN: Но ведь не все фермеры, особенно дауншифтеры, сталкиваясь с реальными проблемами фермерства, готовы продолжать. С чем это связано и как с этим бороться?

ВК: Из моих друзей-дауншифтеров фермерством закончил заниматься только один, у которого вообще не было денег. Все остальные работают.

DN: Но известно много людей, из банковских работников, например, на которых смотришь и понимаешь, как им тяжело. Они забрасывают свои идеи, превращаются в натуральных доярок. Не живут, а выживают. На наш взгляд, это проблема неустроенности деревни. А они приезжают и думают, что смогут наладить жизнь как в Европе.

ВК: Такие же мысли были и у меня. Я объездил практически всю Европу и понимаю, что это совершенно другой мир. Но, как я уже говорил, мои друзья-фермеры чувствуют себя неплохо. Ездят в круизы на яхтах, путешествуют по Европе, ездят в Москву. Они не замкнутые и не превратились в доярок.

У кого-то из них есть другой бизнес за спиной, у кого-то нет. И вторые меня прямо впечатляют, есть очень интересные примеры. У всех все по-разному. Сейчас я наблюдаю один проект, где руководитель сосредоточил все финансы в одно время и быстро все запустил, что очень важно. Они быстро запустились и быстро стали доить, вышли на хороший объем.

Меня часто называют хобби-фермером, но я не обижаюсь на это определение, оно меня полностью устраивает. Я вообще считаю, что работа должна быть хобби. А если бы я бросал все свои дела после первой же неудачи, то ничего бы не добился. Мы прошли путь, наработали навыки, получили знания, я понимаю, какие были ошибки. На это основе мы будет двигаться вперед, а если я сейчас все брошу, то просто перечеркну 12 лет жизни. Самое главное – мы получили столько молока, сколько дает порода коров. У нас не голштины, но я и не буду их покупать, мне нужны не рекордные надои, а качественное и вкусное молоко. Мне не нравится молоко, получаемое от голштинов. А от нашего молока были в восторге и мы, и покупатели.

Мы доили максимум по нашей породе, а если бы сделали нормальную кормозаготовку, то прибавили бы еще. Также мы прошли стадию молзавода и научились продавать.

Бизнес есть бизнес, нужна определенная сумма входа, и лучше иметь ее сразу.

DN: Как Вы распределяли молоко на переработку и на продажу?

ВК: Мы дошли в переработке до своего максимума, а остальное продавали на молзавод. И еще часть молока уходила сыроварам.

В то время я был сосредоточен только на своей переработке, и, возможно, это тоже была ошибка. Мне не нужно было ждать, пока мы ее разовьем, нужно было искать еще сыроваров. Что интересно, нашлись они сейчас.

DN: Почем сыровары покупают молоко?

ВК: 35 рублей. А на молзаводе – 23 рубля. Сыроварам это интересно, им нужно качественное молоко, и тот человек, который у нас закупался, сейчас, мягко говоря, расстроен, поскольку молока такого качества он пока не нашел.

Возможно, тут тоже была моя ошибка, я вел себя с ним как хобби-фермер, а не как бизнесмен. Возможно, следовало обговаривать с ним четкие объемы, то, что он сам забирал бы молоко, а не мы бы его возили.

DN: Вам интереснее заниматься сыром или цельномолочкой?

ВК: Я будут заниматься дальше и тем, и другим. Летом спрос на молоко падает, хотя это забавно: с советских времен считалось, что летом он наоборот – растет. Поэтому я понял, что летом мы будем варить сыр, а зимой его продавать. Идея была такова.

Если мы сейчас найдем сыроваров, которые к нам зайдут и будут варить сыр, то это мне тоже интересно. Все же довольно тяжело решать весь спектр задач от поля до прилавка. Если я отдам часть процесса кому-нибудь, то ничего страшного не будет.

DN: Когда будете покупать коров, снова выберете сычевскую породу?

ВК: Либо сычевскую, либо айрширов. В принципе, сычевская мне очень понравилась. У меня нет задачи делать свою ферму лучшей в стране по надоям. Но мне нужно качественное молоко, мне интересно продавать потребителю конечную продукцию, видеть результат всей работы.

Сычевская порода неприхотлива, дает качественное молоко: белок 3,55. Когда сыровары это слышат, то впадают в экстаз.

Был бы я поближе к Москве, было бы поинтереснее. Потому что здесь сыровары тесно взаимодействуют друг с другом.

DN: От крупных игроков можно часто услышать, что потребительский спрос падает, платежеспособность тоже. Вы это чувствуете?

ВК: У меня наблюдался только рост, каждый месяц. Мы продавали продукцию через автоматы, и мне было обидно, что нет денег, чтобы поставить еще 10 автоматов.

Я до последнего искал деньги, надеялся на собственные силы, но не получилось.

DN: А что в итоге произошло с кормами, почему их не оказалось?

ВК: Все опять уперлось в деньги. В прошлом году весной я понимал, сколько мне нужно денег, понимал, что в конце года он у меня будут. Я обратился к друзьям, просил немаленькую сумму, пошел в Россельхозбанк, но в итоге ничего не получил. Там проблема в самой системе.

Если бы в том году я получил деньги, мы бы заготовили корма, прошли посевную и так далее. Но я всегда делал все до конца. Попросил в Фейсбуке денег у людей, за что некоторые стали меня просто ненавидеть. Это был уже второй раз, когда я просил деньги, первый раз случился, когда меня прижали банкиры. Кинул клич, мне помогли, через год, как и обещал, я все вернул. Но когда попросил второй раз, в глазах некоторых людей просто упал.

В итоге посевную я прошел, а вот к уборке наши финансовые возможности резко сократились. А то, что мы зарабатывали на молоке, уходило в кредиты. Мне обещали помочь с кормами, но не получилось, я начал скупать в округе все, что можно, но этот ресурс тоже оказался исчерпанным.

DN: Могут ли хобби-фермеры стать драйвером развития фермерского движения в России?

ВК: Не знаю. Если обратиться к опыту Европы, там везде хобби-фермеры. Они объединяются по 15 тысяч человек в огромные кооперативы, которые потом в России строят заводы.

Но Россия другая страна, здесь огромные расстояния. Драйвером хобби-фермеры могут быть, но станут ли – неизвестно. Я вижу, что они развиваются, их поддерживает государство. Как пойдет дальше – предсказать невозможно, потому что все зависит от людей. Чтобы стать драйвером, нужны и условия, и желание.

DN: Есть люди, которые реально что-то делают, но им приходится делать абсолютно все – и за свой счет. Мало того, если сравнивать с европейскими фермерами, то они могут в любой момент сесть в поезд, машину и поехать в театр. У него есть, куда отвезти детей в школу, у него хорошая поликлиника, хорошая дорога. У нас этого нет. Зато есть громкие разговоры про какие-то триллионы рублей, программы развития сельских территорий. Но верится в это слабо. Это должна быть постепенная планомерная работа, но она, к сожалению, не ведется. Есть регионы, где это работает, например, Башкирия. И там в селах есть жизнь. Но если выехать в Ярославскую или Тверскую области, то там этого нет. Там нет инфраструктуры, а фермер – это часть инфраструктуры. Там жить некомфортно, а сделать жизнь комфортной дорого. И деньги вкладывать надо свои, потому что государство не будет этого делать. И государству, к сожалению, выгодно вкладывать деньги в крупные холдинги, потому что не нужно строить много дорог, достаточно построить одну.  

ВК: Но мы же не ставим задачу, чтобы у нас по всей стране было через каждые 20 километров по ферме. Если ставить задачу так, то ее решить невозможно. Но если взять Калужскую область, то там фермеры растут. Есть очень успешные, есть поменьше. Но в целом работа идет, и когда я построил ферму, мне государство отсыпало дорогу. Где-то лучше, где-то хуже, наверное, это нормально. Поэтому в каких-то регионах концентрация фермеров будет больше, а где-то они вообще не нужны. Например, за Полярным кругом. Но если взять южные регионы и Черноземье, то там используется вся земля. Но там у мелкого фермера другие сложности, из-за высокой прибыльности его оттуда выдавливают. А Калужская области где-то посередине. Есть движуха, гранты, есть фермеры, которые активно развиваются. Себя бы я причислил к полу-успешным. Мы не смогли сделать ферму, но это вопрос времени.

Полное видео по ссылке: https://www.youtube.com/watch?v=i-8QX9ZqFvQ

Возврат к списку

30.01.2024
В России наметилась устойчивая тенденция сокращения поголовья коров: их количество снижается ежегодно, а в 2023 году достигло исторического минимума. The DairyNews обсудил с экспертами отрасли причины уменьшения молочного стада в России. Участники рынка поделились мнением о происходящем и рассказали, как избежать катастрофических последствий для производства молока, молочных продуктов и говядины.
Читать полностью