Валютно-нефтяные кульбиты ощутимо не повлияют на цены в магазинах

Сегодня последовал компенсационный отскок, цена барреля увеличилась почти до 39 долларов, а американская валюта опустилась до 70,5 рубля. Как эти полузабытые с декабря 2014 года валютно-сырьевые скачки скажутся на ценах и благосостоянии российских граждан? И надолго ли доллар займёт позицию 70+?

Сразу можно сказать — политика импортозамещения в сельском хозяйстве принесла результаты. В отличие от 2014 и даже 2016 года зависимость от внешних закупок российского продовольственного рынка ощутимо сократилась. Согласно официальной статистике, если в 2013 году было импортировано продуктов всех видов на 43,3 миллиарда долларов, то в прошлом году — на 28 миллиардов долларов, или 12 процентов от общего объёма импорта.

Сокращение в 1,6 раза, при этом существенно уменьшилось количество товарных групп — практически перестали ввозить свинину, мясо птицы, зерно, сахар, многие овощи. Пока остаётся ощутимая зависимость по молоку и молочным продуктам (закупаем около 30 процентов), отдельным видам фруктов и овощей. Но в целом, если исходить из прямого импорта, повышение курса доллара на 10 процентов — возьмём с запасом эту цифру — в самом плохом варианте увеличит цену «на полке» иностранных продуктов максимум на три-пять процентов по прямому счёту.

Дело в том, что только часть стоимости продовольственного импорта оплачивается в долларах — преимущественно тот, что поступает из развитых стран Запада. А таких немного: мясо и молоко, к примеру, поступают из Белоруссии (39 процентов), Бразилии (семь процентов), овощи и фрукты — из Эквадора (11 процентов), Турции (10 процентов), Китая (девять процентов). А в расчёте с производителями из этих стран широко используют бартерные схемы или платежи в национальных валютах. Чуть сложнее ситуация с продовольствием, производимым в России, но на основе импорта различных компонентов.

К примеру, в производстве бройлерной курятины лишь 30-40 процентов затрат приходится на отечественных производителей (свет, рабочая сила, переработка), остальное — генетический материал, пищевые добавки — закупают за рубежом. При производстве колбас отечественная доля повышается до 50-60 процентов, мяса говядины или свинины — до 60-70 процентов. Если принять среднюю долю импортной составляющей в 40 процентов, то нетрудно вычислить, что, к примеру, при себестоимости производства килограмма колбасы в сто рублей повышение курса доллара на 10 процентов увеличит затраты всего на четыре рубля.

Но эти расчёты — и для прямого, и для опосредованного импорта продовольствия — верны лишь теоретически и справедливы только для определения себестоимости производства или закупочной цены у зарубежного агрария. На полке та же колбаса имеет совсем другие ценники: при себестоимости от 80 до 500 рублей торговые сети предлагают покупателям совсем другие цифры — от 300 до 1,5 тысячи рублей. Разница покрывает частично затраты на логистику, хранение, оплату труда продавцов и другие накладные расходы. Но большая часть приходится на чистую прибыль торговли.

Есть разные расчёты рентабельности — от 10 до 40 процентов, но по аналогии с западными ретейлерами — а большинство отечественных сетей создано по их образу и подобию — «очищенная» прибыль не может быть меньше 15 процентов, иначе интерес у предпринимателей к торговле упадёт. В пределах этой прибыли хозяева бизнеса могут регулировать цены, чтобы не потерять конкурентоспособности и сохранить долю рынка. Не случайно, к примеру, одна и та же колбаса или бананы могут существенно отличаться в цене даже в близстоящих магазинах. А в Европе один и тот же продукт, в частности популярный итальянский сыр Гран Падано, может стоить в Болгарии восемь евро, а на родине, в Италии, 16 евро.

Учитывая низкие реальные доходы населения, федеральные торговые сети, которые определяют розничную ценовую политику, не станут поднимать цены, компенсируя валютные потери из собственной прибыли, но сохраняя долю рынка.