Татарстан: В итоге лейкоз КРС стал вопросом политическим

За первый квартал в РТ отправили на убой 2 тыс. больных лейкозом молочных коров, инфицированных же в разы больше. К 2019 году в республике ставилась задача искоренить проблему полностью. Однако уровень инфицированности КРС в некоторых хозяйствах достигает 70%. «Дам ли я такое молоко своему ребенку? Конечно, нет», — говорят ученые, хотя и признают, что вред не доказан. О том, почему бесконечно заметать проблему под ковер все же вряд ли получится, — в материале «БИЗНЕС Online».

Тревогу бьет ректор Казанской государственной академии ветеринарной медицины (КГАВМ) Рустам Равилов. На прошедшем в июле форуме «Дни поля» он выступил на эту тему со специальным докладом. В беседе с «БИЗНЕС Online» ученый охарактеризовал ситуацию с заражением КРС лейкозом как очень сложную.

В прошлом году на убой отправили 6 127 больных животных из 72 хозяйств. На 1 января 2018-го в 15 районах республики выявлено 62 неблагополучных пункта. Да, на фоне общего количества дойных коров — 244 тыс. — 6 тыс. голов, казалось бы, не так много. Но это только животные в клинической стадии болезни. По официальным данным, в Татарстане инфицирована каждая 6–8-я корова. В общественном секторе по состоянию на 2016 год обследовано более 300 тыс. голов КРС, выявлено 39 тыс. инфицированных животных (12,4% от числа исследованных, в прошлом году — 14%, в этом полугодии — 12%), сообщили «БИЗНЕС Online» в главном управлении ветеринарии кабмина РТ.

Между тем лейкоз КРС — неизлечимое заболевание. Передается вирус очень легко, а выявить его трудно — болезнь у инфицированной коровы может бессимптомно протекать годами, но при этом происходит заражение здоровых животных стада. Различают три стадии развития болезни: инкубационную, гематологическую и опухолевую. Животное проходит их за два-пять лет, но бывают случаи, когда болезнь развивается до клинической стадии за полгода. Как действует вирус? Он изменяет строение кровеносных клеток и нарушает работу кровеносной системы: начинает вырабатываться чрезмерное количество лимфоцитов, что приводит к разрастанию тканей и образованию опухолей. Для начального этапа лейкоза характерны такие симптомы: расстройство кишечника, метеоризм, хромота, уменьшение удоя, молоко становится водянистым, содержание белка в нем падает. На развернутом этапе лейкоза утрачивается аппетит, снижается упитанность, увеличиваются лимфоузлы, разрастающиеся опухоли сдавливают нервы, что приводит к парезам, судорогам, параличам, молочная продуктивность значительно уменьшается, корова быстро утомляется, опухает вымя, появляется пучеглазие.

Считается, что одним из факторов, который способствовал широкому распространению болезни, был завоз импортного скота. Наиболее чувствительна к лейкозу голштинская порода, которую в СССР (и в Татарстан в частности) завезли в 1947 году из Германии. Вторая волна голштинизации последовала в 80-х, когда привезли поголовье из Венгрии. «Там, кроме лейкоза, было много других заболеваний, фактически это было уже скрытобольное поголовье, — говорит Равилов. — А голштинцы как раз отличаются очень высокой продуктивностью. Думаю, в их геноме есть участки, куда вирус легче встраивается».

Главный дискуссионный вопрос: насколько безопасно употреблять в пищу молоко и мясо инфицированных животных? Четкого ответа на него, как уверяют почти все наши собеседники, нет, хотя, казалось бы, проблема, мягко говоря, не нова.

В соответствии с Правилами по профилактике и борьбе с лейкозом КРС, утвержденными приказом минсельхозпрода РФ в 1999 году, до того момента, как болезнь перейдет в клиническую стадию, молоко от инфицированного животного разрешено сдавать на переработку, мясо — тоже. Такой скот перевозят на мясокомбинаты и подвергают убою на общих условиях, молоко сдают на молокоперерабатывающие заводы или используют внутри хозяйства после пастеризации. После этого оно используется без ограничений. Коров в клинической стадии сдавать на мясо нельзя — оно подлежит утилизации.

Прямых доказательств взаимосвязи между употреблением молока от инфицированной коровы и развитием у человека лейкоза нет, но... «Считается, что вирус лейкоза коров не вызывает лейкоза у человека, то есть обладает видовой специфичностью, — говорит Равилов. — Хотя есть научные работы, говорящие об обратном. У больных лейкозом людей был найден провирус (остатки) лейкоза КРС. Однако большинство специалистов сейчас считают, что пить такое молоко после пастеризации можно. У меня как потребителя страха нет. Но детям давать его все-таки не рекомендуется. Дам ли я такое молоко своему ребенку? Если у меня будет выбор, конечно, нет».

«Единого мнения среди ветеринаров и ученых нет, — отметил в беседе с „БИЗНЕС Online“ председатель ассоциации фермеров и крестьянских подворий РТ Камияр Байтемиров. — Однако, считаю, здоровье граждан надо сохранять, а не прикрывать болезнь, которая якобы неопасна для человека».

Еще жестче настроен директор ООО «Агроинновации» Марат Дусаев. «Нет точных доклинических и клинических испытаний влияния лейкоза коров на человека, и провести такие исследования важно для всей страны, — подчеркнул он в разговоре с „БИЗНЕС Online“. — А то у здоровых людей рождаются дети с лейкозом. Прием и продажу молока от инфицированных коров считаю геноцидом нации, ведь коровье молоко — второй продукт в жизни человека! Нельзя закрывать глаза на эту проблему, а тем более ее замалчивать».

Но есть и противоположная точка зрения, к примеру у начальника отдела инфекционных болезней животных и организации противоэпизоотических мероприятий главного ветеринарного управления кабмина Александра Козлова. Он полагает, что вокруг лейкоза слишком много домыслов и преувеличений. В беседе с «БИЗНЕС Online» Козлов высказал подозрение, что раскручивание темы выгодно тем, кто хочет сбить цену на молоко, а также научным деятелям, которые думают заработать на скандальном вопросе капитал.

С ним солидарен и депутат Госдумы РФ, замглавы комитета по аграрным вопросам Айрат Хайруллин. В комментарии «БИЗНЕС Online» он подчеркнул, что нет никаких доказательств вреда такого молока. «Более того, любое молоко, которое идет в производство, в обязательном порядке проходит термическую обработку, поэтому для населения нет никакой разницы, доили корову, реагирующую на лейкоз или нет, болеющую им или нет», — утверждает Хайруллин.

Кроме того, пробы на лейкоз, по его мнению, очень недостоверны, и то, что корова на них среагировала, не означает, что она больна. «И очень часто люди в силу своей непрофессиональности либо в силу какой-то заинтересованности специально эту тему педалируют, хотя она не стоит и выеденного яйца, — заверил он. — Это все страшилки».

Кстати, в 2016 году сообщалось, что среди агрохолдингов самая большая зараженность коров лейкозом фиксировалось на «Красном Востоке» — до 32% поголовья. «В агрохолдинге плотно занимались этим вопросом, разделили стадо. Так что статистику удалось улучшить на 10 процентов», — отмечал начальник главного управления ветеринарии кабмина Алмаз Хисамутдинов.

Он же предупреждал об опасности лейкоза: «Никто не доказал, что заболевание переходит от животных к людям. Но я бы не рекомендовал пить молоко от больной коровы. Представьте себе: вы пьете молоко от больных раком крови!»

Проблему можно было бы игнорировать и дальше. Однако ее всячески будируют соседи-белорусы. По их настоянию в новом техническом регламенте Таможенного союза «О безопасности пищевой продукции», который должен был вступить в силу 1 января 2016 года, внесены важные изменения, а именно: запрет на использование в переработке сырого молока из хозяйств, в которых в течение 12 месяцев были обнаружены животные, инфицированные лейкозом.

Тогда тревогу забил национальный союз производителей молока («Союзмолоко»), президентом которого является Хайруллин. По подсчетам ассоциации, в случае введения регламента в действие производство молока в России тут же сократится на 1 млн т, поскольку под «секвестр» попадет не менее 300 тыс. голов КРС, а в некоторых регионах возможности производить молоко лишится до 30% хозяйств. Союз предложил сместить срок вступления в силу регламента. Его поддержал минсельхоз РФ, который выступил за полное исключение этого пункта из регламента.

Однако, по словам Равилова, введение регламента пока лишь отложили, час икс очень близок — 1 января 2019 года. И не факт, что срок удастся сдвигать бесконечно. Активный сторонник запрета — министр промышленности и сельского хозяйства Евразийской экономической комиссии, экс-премьер-министр Беларуси Сергей Сидорский.

«Что нужно делать, чтобы люди, живущие в странах союза, пили чистое молоко? Избавляться от таких коров и принимать меры к тому, чтобы стадо дойное было чистое. Это большая работа, но ею надо обязательно заниматься. В Беларуси эту проблему решили за 8 лет... Казахстан принял соответствующую программу», — говорил он в интервью «Коммерсанту».

Сидорский жестко критикует Россельхознадзор: «Российская сторона говорит: давайте вообще эту тему пока поднимать не будем. Однако ей возражает даже не комиссия и не я как министр, отвечающий за сельскохозяйственный блок, — возражают страны союза, которые работают над этой проблемой».

Он не принимает аргументов из серии «ничего страшного, мы это молоко прокипятим, но все равно будем называть цельным»: «Существует теоретический подход, по которому при глубокой технологической переработке — нагреве свыше 60 градусов — убивается якобы вирус лейкоза, но это теоретически. А практически во всех странах — не только ЕАЭС, во всем мире — идет активный процесс по устранению лейкозных коров из дойного стада. Молоко должно быть чистое!»

Так или иначе, перенос сроков демотивировал владельцев стада. Как припомнил Равилов, когда появились новости о новом регламенте, во многих хозяйствах был шок, начали поступать заявки на оказание помощи в оздоровлении стад, но потом волна спала. «Да, шум тогда поднялся, но потом все стихло, все забыли про это», — подтвердил в беседе с «БИЗНЕС Online» заместитель руководителя управления Россельхознадзора по РТ Евгений Иванов.

Пока четкого понимания, что делать, если белорусы все-таки настоят на своем, нет. «Если примут такие поправки, тогда будем решать, что с этим молоком делать. Возможно, придется его просто выливать. Поэтому всем и говорим: оздоравливайте поголовье», — говорит Козлов.

Версию о происках Беларуси высказывал в январе 2016 года и министр сельского хозяйства и продовольствия РТ Марат Ахметов. Впрочем, тогда же он потребовал от подчиненных за два-три года (получается, до 1 января 2019-го) избавиться от лейкоза. «Кто не занимается лечением и профилактикой лейкоза — пощады не будет», — говорил тогда же начальник главного управления КМ РТ Алмаз Хисамутдинов.

Однако прогресс в этом деле, как видно, невелик. Как сообщили «БИЗНЕС Online» в главном управлении ветеринарии, за последние три года официальную статистику по уровню заболеваемости удалось снизить с 16% до 14%. Козлов же подчеркнул, что количество зараженных животных в Татарстане меньше, чем в некоторых других регионах, а в среднем по России вирусом лейкоза инфицировано 25% КРС. У нас есть даже передовики оздоровления поголовья. Так, за последние пять лет в этом вопросе хорошо продвинулись хозяйства Арского, Сабинского, Азнакаевского и Нижнекамского районов.

Как бы то ни было, в 2017 году больных животных было выявлено на 1 тыс. больше, чем в 2016-м. Равилов объясняет это тем, что лучше стала работать ветеринарная служба. С другой стороны, это означает, что мы не знаем всей глубины проблемы, которую даже оптимистичный Козлов охарактеризовал как «серьезную и труднорешаемую». Лейкозом инфицирован КРС почти в 3 тыс. животноводческих хозяйств РТ (сюда не входят самые мелкие; всего в республике 72 тыс. хозяйств, включая личные приусадебные). А в 62 хозяйствах инфицированность зашкаливает — достигает 30–70% (а, по данным источников «БИЗНЕС Online», есть и такие, где 83%). «Почти все фермеры сталкивались с этой проблемой, — рассказал „БИЗНЕС Online“ руководитель фермерских и крестьянских подворий Азнакаевского района РТ „Азнакай Фермеры“ Рамис Сахапов. — Например, около трех лет назад в Азнакаевском районе было заражено процентов 40 поголовья КРС. Сейчас зараженность составляет более 20 процентов».

Показательно и то, что вопрос лейкоза стараются не обсуждать. В ходе подготовки этой статьи корреспонденты «БИЗНЕС Online» обращались к нескольким ветеринарам, но они отказались комментировать ситуацию, сославшись на то, что это «деликатная и щекотливая тема». «Ругают, если показываешь, — говорит о причинах такого замалчивания Равилов. — Пока все молчат и тихонько пытаются исправить ситуацию, проблемы вроде как и нет. У нас есть такая тенденция (как и вообще по России): найдут ветеринарные врачи болезнь — их ругают».

Добавим, что, желая узнать мнение о проблеме переработчиков молока, мы обратились на ряд молокоперерабатывающих комбинатов, но там старательно уклонялись от общения с журналистами, хотя, казалось бы, многие декларируют полный отказ от приема молока из инфицированных хозяйств. Поэтому сразу отметим: мы благодарны нашим собеседникам, которые не побоялись обсуждать проблему.

Причин для умолчания видится несколько.

Первая — политическая. Минсельхозу, конечно, не хочется портить имидж Татарстана как передового животноводческого региона. «Говорят, что это теперь политический вопрос, дескать, если всех больных коров на убой отправлять, что же делать потом?!» — характеризует отношение к проблеме Байтемиров.

Есть и другие причины с политическим оттенком. Замечено, что инфицированность неравномерна по республике, к примеру максимальные показатели — в нефтяных районах: Нурлатском, Альметьевском, Лениногорском. С чем это связано, неизвестно. Как говорит Козлов, исследований вопроса не проводилось.

Далее. Татарстан — один из лидеров по надоям. По наблюдениям Байтемирова, онкология связана с тем, что для увеличения надоев в корм нередко добавляют биологически активные добавки. С такой точкой зрения не согласен Хайруллин. «Доказано, что на пробу лейкоза начинают реагировать высокопродуктивные коровы, — говорит он. — То есть те коровы, которые дают много молока, подвергаются стрессу. Но не факт, что они болеют лейкозом. Повторю: между реакцией на лейкоз и коровой, болеющей им, — очень большая разница».

Вторая причина — экономическая. Оздоровить стадо реально, лишь если забивать на мясо не только больных, но и инфицированных животных. По закону хозяйство считается оздоровленным после вывода всех больных и инфицированных животных и получения двух подряд, с интервалом в три месяца, отрицательных результатов обследования на вирус всего поголовья старше 6-месячного возраста.

Естественно, по словам Равилова, владельцы скота сопротивляются такому оздоровлению любыми путями. О специфике процесса «очистки» «БИЗНЕС Online» на условиях анонимности рассказал ветеринар одного из таких хозяйств: «В моем стаде было инфицировано около 40 процентов. Если честно, неохота было заниматься этим: везде же есть инфицированные и молоко нормально сдается. Но директор сказал: давай попробуем. Так доярки бастовать начали! А мы, как фашисты, у них коров отнимаем. Они обратно тянут, чуть ли не плачут. Ведь если доярка теряет корову, то у нее заработок падает. Да и жалко... Если проблему решать кардинально, то сколько скотины надо уложить! У меня на оздоровление стада ушло почти 10 лет. Начали оздоравливать поголовье с молодняка. Построили отдельный комплекс для его содержания, постоянно исследовали кровь: если хочешь оздоровить стадо, анализы надо делать минимум каждые три месяца».

Добавим, что нередко предприниматели пытаются «минимизировать» урон. И весьма своеобразно. Как рассказал источник «БИЗНЕС Online» в АПК, наладился своего рода бизнес: больных татарстанских коров охотно скупают предприниматели Башкортостана и Удмуртии. По дешевке, естественно: за одно животное в зависимости от состояния платят 4–15 тыс. рублей. Впрочем, по логике продавцов, лучше так, чем отправлять задарма на убой. «Таких покупателей много, — подтверждает Сахапов. — Приобретают корову за копейки, а потом выходят на рынки и продают это мясо по такой же цене, как мы продаем мясо полуторагодовалого бычка. Говорят, что мясо молодой телки. Чтобы идентифицировать такое мясо от нормального, надо быть специалистом. Откуда у них документы на мясо — другой вопрос».

По причине своеобразно понимаемой бережливости не хотят скотоводы и применять высокоэффективные средства для выявления лейкоза на самых ранних стадиях. По словам ректора КГАВМ, при помощи них оздоровить стадо, к примеру, в 300 голов будет стоить примерно 500 тыс. рублей. Применяемые ныне средства в несколько раз дешевле, но, соответственно, и инфицированность животных они определяют, уже когда инфекционный процесс уже развился. Примечательно, но, по словам Равилова, опыты показывают: в первый год применения современных методов диагностики выявление инфицированных животных подскакивает на 10–15%. Но если удалить их из стада, то в дальнейшем процент реагирующих резко снижается и за два-три года сходит к нулю.

Несмотря на отдельные положительные примеры, складывается ощущение, что полноценной борьбы с лейкозом в Татарстане не ведется. Равилов говорит о недостаточной интенсивности и слабом охвате профилактических мероприятий, недостатке помещений для изоляции инфицированных, больных животных и одноразовых систем для взятия крови. По закону зараженную лейкозом скотину надо отделить от других, а выращивание племенных и ремонтных телок надо организовать отдельно от взрослого поголовья на специализированных фермах или в обособленных телятниках. А это же какие деньги! «Животные, у которых есть антитела, а значит, и вирус в организме, по-прежнему остаются в общем стаде», — констатировал ректор.

Словом, ахметовские «два-три года» на полное оздоровление уже нереальны. Что же делать?

Первое. Равилов, конечно, указывает на передовой европейский опыт: там животные застрахованы, и страховка покрывает все расходы — от убоя до приобретения нового поголовья, а за теленка полагается еще и выплата упущенной выгоды. Но он тут же признает, что в России такая практика в обозримом будущем вряд ли возможна: слишком велики масштабы проблемы — страховые компании просто вылетят в трубу. Между тем во всех странах, где борются с этим заболеванием, идет субсидирование от государства расходов владельцев.

Пока же на ветеринарно-санитарное оздоровление республики по инфекционной заболеваемости, в том числе и по лейкозу, федеральный бюджет выделяется ежегодно только 50 млн рублей. Этого, по словам Козлова, крайне мало. Сколько надо — неизвестно. «По финансовой части никто точную цифру не скажет, но в любом случае это очень большие деньги», — говорит он.

Второй и тоже пока довольно иллюзорный вариант — стойкие к лейкозу породы скота. По словам ректора ветакадемии, статистические данные показывают, что российские породы — холмогорская, красная степная и черно-пестрая — менее восприимчивы к вирусу лейкоза. Но при этом они и менее продуктивны, хотя и «служат» дольше. К тому же, как сообщили «БИЗНЕС Online» в Российском аграрном университете им. Тимирязева, выведена новая порода, вообще невосприимчивая к лейкозу, но подробностей почему-то сообщать не стали... К слову, мы попытались выяснить точно, какие породы и в каких пропорциях присутствуют в РТ, но в отделе животноводства минсельхоза РТ нам сообщили, что попородного учета не ведут.

Третье. Равилов больше уповает на воздействие рублем: «Если молокозаводы будут принимать продукцию от инфицированных коров хотя бы на несколько рублей дешевле, владельцам станет выгоднее оздоравливать поголовье от лейкоза. Убыток от стада в 300 голов составит в среднем 1 миллион рублей за год. Пока включат экономический рычаг, сопротивление животноводов будет продолжаться».

Но, соответственно, надо наладить и учет зараженного и больного КРС. По словам Дусаева, система паспортизации молочной продукции и идентификации КРС, которую внедряет его компания, позволит исключить фальсификацию анализов. Каждый покупатель сможет, поднеся смартфон и отсканировав QR-код, скажем, к пакету молока, получить всю информацию о его происхождении, в том числе о том, болело ли чем-нибудь животное. И уже сам покупатель сможет принять осознанное решение — пить или не пить такое молоко. 

Занятно, что, по словам сельхозинноватора, многими производителями идея была встречена в штыки. Но проект уже привлек внимание президента РТ Рустама Минниханова. На недавнем сельхозфоруме «День поля» он специально поинтересовался его продвижением. Так что не исключено, что сельхозпроизводителям Татарстана, наряду с «Меркурием», готовят еще одно испытание.

И наконец, четвертое и главное. Все собеседники «БИЗНЕС Online» сходятся на том, что проблему можно решить, но нужна соответствующая программа, которой до сих пор нет, и дотации. Как полагает Равилов, разработать программу можно в кратчайшие сроки. Тем более ее уже пытались делать. «Первые попытки создания программы по борьбе с лейкозом были около 10 лет назад, — вспоминает ректор ветакадемии. — Мы пытались ее сами составить и предложить управлению ветеринарии. Этот вопрос бурно обсуждался и каждый раз упирался в одно: зачем это надо? Потому что производители молока будут этому сопротивляться, ведь любой бизнесмен старается уменьшить издержки».

Но ведь есть в Татарстане и другие примеры. Как говорит Сахапов, у него на полное оздоровление стада (683 головы) ушло всего полтора года. «Инфицированных коров мы отделили от общего поголовья в отдельные стойла, — рассказывает он. — Затем применили радикальный метод — инфицированных коров сдавали на убой и закупили новое поголовье. У нас в районе очень хорошая ветеринарная служба, и пробы мы брали на вирус не каждые полгода, а чаще — где-то раз в три месяца. Но оздоровление стада — очень дорогое удовольствие: сдаешь корову — получаешь около 35 тысяч рублей, а купить новую стоит ровно в два раза дороже».