Интервью с Василием Бойко-Великим, основателем агрохолдинга "Русское молоко"

Источник: The DairyNews
С Василием Вадимовичем Бойко-Великим, основателем агрохолдинга «Русское молоко» корреспондент The DairyNews побеседовал вскоре после закрытия за отсутствием состава преступления дела против руководства компании, которое велось 10 лет из 13 лет существования агрохолдинга. Он рассказал изданию о своем видении ситуации на молочном рынке Московской области и России, о планах агрохолдинга по развитию молочного и овощеводческого направления и ответил на самые «неудобные» вопросы.
Интервью с Василием Бойко-Великим, основателем агрохолдинга "Русское молоко"

DN: Василий Вадимович, верно ли мы понимаем, что уголовные дела, связанные с землей агрохолдинга, закончились?

ВБ-В: Большое дело, начатое в феврале 2006 года, закрыто за отсутствием состава преступления. В феврале этого года исполнилось 13 лет агрохолдингу «Русское молоко».

Таким образом, из 13 лет существования агрохолдинга, 10 лет против его руководства активно велось уголовное дело. Его не положили на полку и не забыли. Я как-то подсчитал, что был на допросах 165 раз, при этом большинство допросов были многочасовыми, и объем только моих показаний составил десятки томов, а уж документы, которые мы приложили в подтверждение законности наших действий, составляли сотни томов. Общий объем этого дела насчитывает 1500 томов.

Выдвинутые по делу обвинения уникальны: якобы я и мои сотрудники похитили земельные доли у 4 или 5 тысяч бывших работников совхозов Рузского района Московской области. Притом похитили путем заключения договоров купли-продажи. Это тоже уникальное обвинение, мол мы вот так хитро действовали, что заключали договора купли-продажи. И не только мы, - компания «Вашъ финансовый попечитель», - но и наши конкуренты: ЗАО «Нерль», ЗАО «Знак», ООО «ЭКО Роза», Сычевский ГОК. Они тоже конкурировали с нами за покупку долей-паев, но купили меньше и действовали не во всех хозяйствах, и мы потом на вторичном рынке у них землю выкупили. Так вот их действия, непосредственно заключение договоров с гражданами, тоже вменялись мне в вину, как будто я якобы таким хитрым, мистическим образом посредством конкурентов обманул людей.

На самом деле все было проверено, мы представили все договора. Они заключались на покупку земельной доли, паев и акций этих предприятий. Мы принимали заявления у граждан, что они хотят продать землю, подписывались нотариальные доверенности на переоформление. Нотариусы заверяли все документы, причем работало около 10 специалистов. В разных хозяйствах - разные нотариусы. Нами велся большой объем документации, естественно, публиковались объявления (это было в августе-сентябре 2003 года) в газете «Красное знамя» о том, что мы покупаем земельные доли селян и акции. Тысячи людей добровольно стояли в очередях, наши конкуренты ЗАО «Нерль» покупали землю даже ночью, у них для этого работал приглашенный нотариус. Это было открыто, публично, все в Рузском районе знают об этом.

Мы к тому времени уже работали в районе, вкладывали в сельское хозяйство, и скупка земли была спровоцирована не нами, а ЗАО «Нерль». Именно эта компания начала покупать первое хозяйство «имени Доватора», совхозы «Анненский», «Тучковский», «Прогресс». И мы действовали в ответ. Одно хозяйство, «Лидино» (раньше называлось «Сельская новь»), купило ООО «Знак». И все это опять-таки было публично, открыто и честно. Следствию понадобилось 10 лет, чтобы в этом убедиться. Опросили более 3000 свидетелей, и все они подтверждали, что заключали договор, продавали землю и получали деньги.

Потом уже кто-то хитро придумал: нет, давайте говорить, что мы сдавали землю в аренду». И в 2-3 хозяйствах некоторые люди, продавшие землю, стали говорить именно так. Вот только показания у них были противоречивыми: например, жена показала, что она продавала долю, а муж, который заключил договор в тот же день и получил ту же сумму, утверждал, что сдавал землю в аренду, а договор, который подписал, якобы не читал. Но таких случаев явной лжи было не так много, и всем было понятно, что если жена продала землю, то муж не мог за ту же сумму сдать ее в аренду.  

Уголовное дело первый раз закрывали в сентябре 2012 года, но прокуратура по заявлениям наших оппонентов в Рузском районе, в том числе бывшего ветеринарного врача Клюева, вновь открыла дело и попросила дорасследовать. Его дорасследовали больше 3 лет, еще раз убедились в том, что все честно, законно, и большое дело было закрыто за отсутствием состава преступления.

DN: Какой интерес был у ветеринарного врача Клюева возобновлять дело?

ВБ-В: Понимаете, это нам, бизнесменам, кажется, что у каждого, так сказать, есть логически выстроенный посыл. Какой посыл у большевиков, богоборцев был в 1917-18 гг, в Гражданскую войну, когда они разрушали свою Родину, а миллионы людей отправили в голод? Никакой логики, никакого посыла там не было. К сожалению, у нас есть люди, живущие ненавистью, богоборчеством, целью сделать кому-то плохо, увидеть в ком-то врага. Люди иногда бывают психически неуравновешенными или попросту ненормальными.

На сегодняшний день осталось «маленькое» уголовное дело, о том, что якобы мы обманули около 300 человек, которые никому ничего не продавали. Возникает вопрос: как мы могли их обмануть, если они ничего никому не продавали?

Сложившаяся ситуация связана с тем, что еще в начале 90-х годов, когда шла приватизация, всем хозяйствам выдали свидетельство о праве собственности на землю. Потом, через 2 года, по инициативе известного политика Немцова, было принято популистское решение (как раз после захвата и обстрела Белого дома, когда Ельцин утвердился во власти) еще раз раздать всем крестьянам свидетельство на землю, даже там, где уже было право собственности предприятий, в том числе в Рузском районе Московской области.

Таким образом, у людей появилось 2 свидетельства. Люди получили бумажки, положили на полочку до лучших времен, и ни на какую землю большинство из них даже не претендовало. Они не обрабатывали землю, не платили налоги, не пользовались этой землей. У них были земельные доли, люди восприняли это, как некий земельный ваучер, земельную акцию, даже было такое понятие – «земельная акция», в смысле – ценная бумага, в законодательстве о приватизации земли.

Между тем, реально обрабатывали, платили земельный налог, распоряжались землей сельхозпредприятия, вновь созданные акционерные общества, товарищества с ограниченной ответственностью. По крайней мере, так было у нас в Рузском районе. В 2002 году, через 10 лет, многие хозяйства переоформили документы по-новому, получили новые свидетельства, в ЕГРП занесли записи о том, что земля закреплена за хозяйствами. Тогда не было еще «Русского молока» в районе, мы начали работать в феврале 2003 года с 2 хозяйствами – «Старониколаевским» и «Космодемьянским».

Работать мы начали следующим образом: просто выступили инвесторами, давали деньги на развитие. Мы не были ни акционерами, ничего не покупали. А нас обвиняют в том, что это мы похитили землю у крестьян. То есть забывают о том, что в 1992 году выдано свидетельство, о том, что в 2002 году землю переоформили другие лица, прежние руководители этих сельхозпредприятий. Говорят: раз сейчас вы владеете землей, значит, вы ее похитили.

DN: Вы потом приобрели эти предприятия?

ВБ-В: Да, в основном в августе – сентябре 2003 года. Мы сразу покупали и акции, и свидетельства на земельные доли, и все права на землю, в чем бы они ни выражались. Когда мы начинали покупать земельные доли, то не разбирались, за кем земля. Мы покупали все, что люди приносили: акции, доли, паи.

Как раз из-за конкуренции в Рузском районе области складывались достаточно приличные цены – в среднем, 150 тысяч рублей за пакет, местами даже доходило до 250 тысяч рублей. А в 2-х хозяйствах конкуренции практически не было. В результате цена на землю там была порядка 50 тысяч рублей.

DN: Что стало с конкурентами, которые тоже скупали землю в Рузском районе?

ВБ-В: Мы у них все выкупили, причем в некоторых случаях по более высокой цене. Основной выкуп произошел в 2006 году.

DN: Когда Вы скупали землю, думали ли про животноводство и сельское хозяйство?

ВБ-В: Если бы мы не думали про животноводство, мы бы не купили молочный завод, который приобрели почти сразу в 2003 году.

Мы собирались развивать молочное животноводство и были пионерами Московского региона, начавшими продвигать пастеризованное молоко как премиальный продукт.

Дело в том, что в тот период, когда мы изучали рынок, все его участники говорили, чтобы мы быстрее ставили стерилизаторы на заводе: молоко будет долгоиграющее, 6 месяцев будет стоять, на него будет спрос. Но мы сразу выбрали нишу натурального молока, пастеризованного, которое при хорошей технологии хранится 7-10 дней, и начали развиваться в этом направлении. У нас изначально была программа, согласно которой мы были намерены создавать агрохолдинг, поэтому, кстати, люди нам поверили и продали землю именно нам, а не конкурентам. Не потому, что мы лучше и технологически быстрее скупали землю. Другие инвесторы, - ЗАО «Нерль», ЗАО «Знак», - не обещали развитие сельского хозяйства, а если и обещали, то очень тихо и неясно. А люди рассчитывали именно на развитие АПК.

Конечно, у нас были и есть и другие планы на землю. Где-то через 2 года после основания агрохолдинга мы заявили, что хотим развивать в Рузском районе курортное направление – проект «Рузская Швейцария». Но Господь уберег, потому что далековато от Москвы и есть еще ряд факторов. К тому же Новорижское шоссе за последние 10 лет – 6 лет стояло на ремонте. Мы эту программу не оставляем, только она, наверное, будет уже в меньшем масштабе реализована. Пока это один из вариантов развития.

Молочное животноводство, растениеводство и картофелеводство мы будем продолжать развивать и имеем четкий план работы по этим направлениям.

DN: Еще один вопрос по поводу уголовного дела… Извинился ли пресс-секретарь Следственного комитета Владимир Маркин за фактически оскорбительное заявление, сделанное в 2015 году?

ВБ-В: К сожалению, г-н Маркин в этом плане не одинок, я бы не стал в этом вопросе его персонифицировать. Таков стиль работы наших правоохранительных органов. Этот стиль возник не вчера, не при Путине, и не при Ельцине. Это стиль, который ведет традицию еще с большевистских времен; человеконенавистничество настолько укоренилось в нашем обществе, что встречается даже среди представителей «человечных» профессий.

Я же в самом начале по этому делу просидел 20 месяцев в тюрьме. Так мне какая-то «добрая» медсестра, когда я попал в изолятор временного содержания на Петровке и попросил лекарство, сказала: а не надо было нарушать закон и воровать, тогда бы и в изоляторе лечиться не пришлось. То есть она была на 100% уверена, что раз я попал пускай даже в изолятор временного содержания, в котором человек находится несколько дней, то уже являюсь закоренелым преступником, и медпомощь мне оказывают исключительно из каких-то странных, так сказать, положенных принципов. А так меня можно погнобить. Здесь нужно слезы проливать, из-за такого подхода…

DN: После заявления Владимира Маркина мы опубликовали петицию в Вашу поддержку и попросили участников молочного рынка ее подписать. Меня очень удивило, что было очень мало откликов. Народ, в основном, предпочел спрятать голову в песок.

ВБ-В: Я могу людей извинить, потому что правоохранительные органы не всегда оказываются неправы. Среди предпринимателей бывают случаи, когда нарушается закон. Поэтому я считаю, что люди подумали: мы в этом не разбираемся, может, действительно там что-то было, мы выступим в защиту, а он окажется виновен. Может играть роль и опасение: я высунусь, а мне потом «щелкнут» за это.

DN: Если бы другой участник молочного рынка попал в похожую ситуацию, Вы бы его поддержали?

ВБ-В: Прежде всего, я бы попытался разобраться в сути обвинений, и, если бы обвинения, с моей точки зрения, были бы не очень обоснованными, несомненно поддержал бы. У нас порой гонения на бизнес идут не за то, в чем обвиняют, а за что-то другое. Поэтому люди думают: может, он не в этом провинился, а в чем-то еще. Нужно говорить прямо и открыто.

Знаете, сейчас многие СМИ написали о том, что мое дело закрыто за отсутствием состава преступления, и повторили те обвинения, которые озвучивало следствие. А вот рассказать, почему закрыли дело – в постановлении это есть, мы сообщали о том, что дело закрыли, потому что убедились в добросовестности наших действий, следствие проверило, что люди добровольно продавали нам землю и акции, никто их к этому не принуждал, опросило тысячи людей (здесь надо отдать им должное), – вот об этом подробно никто не написал. Поэтому трудно требовать от людей поддержки. У нас обычно пишут подробно о том, в чем человека обвинили, а позицию защиты излагают очень скудно.

DN: На рынке ходят мнения, что дело не закрывали так долго из-за Новорижского направления.

ВБ-В: Несомненно. В октябре 2005 года следователи возбудили дело по хозяйству «Тучковское», по предприятию «имени Доватора» – в феврале 2006. Это было связано с тем, что, действительно, велась кампания по переделу земли в Московской области посредством создания уголовных дел. Причем в каких-то случаях дела возбуждались основательно, потому что были случаи мошенничества, были основания для уголовных дел.

Под эту кампанию попали и мы. Явно был какой-то неизвестный нам заказчик, который рассчитывал все это отнять и поделить (как большевики в 1917 году). Тем не менее, мы выстояли, милостью Божьей и заступничеством Пресвятой Богородицы и Её  Иконы «Взыскание погибших», хочу сказать, и в 2008 году этот заказчик исчез – потерял интерес, к тому же, случился кризис, цены на землю упали, стало ясно, что земля в 100 километрах от Москвы - это не самое интересное. Интереснее то, что ближе к столице. И дальше дело шло уже по инерции.

DN: Сколько на сегодняшний момент земли в холдинге?

ВБ-В: Порядка 25 тысяч гектар пашни, пастбищ и сенокосов, и порядка 15 тысяч гектар – это земли из-под карьеров, отработанных еще с советских времен, болота, защитные леса и прочие земли под фермами, производственными центрами. Задействована практически вся земля холдинга.

DN: Помимо «Рузского молока» Вы еще развиваете «Рузские овощи»…

ВБ-В: Да. Туда входит производство картофеля, свеклы, репы, редьки, планируем начать и производство моркови. Все это попадет на московский рынок, как и «Рузское молоко» под общим брендом.

DN: Какое у Вас общее поголовье КРС?

ВБ-В: Сейчас у нас около 4 тысяч коров, а со шлейфом – 9 тысяч. 25 ферм, часть уже реконструирована, часть в процессе реконструкции. Конечно, кризис задержал наше развитие. Идет реконструкция молочного завода. Мы не стоим на месте: планируем в этом году, пусть и с задержкой, запустить производство греческого йогурта. Это уникальный продукт, мы используем технологию, где не применяется сухое молоко. В Греции этот густой йогурт делается с применением сухого молока, а мы отфильтровываем сыворотку, и получаем более концентрированный, более полезный продукт. Мы, естественно, не используем в производстве ни сухое молоко, ни пальмовое и никакое другое растительное масло или маргарины.

DN: Все молоко Ваше или приходится еще закупать у других производителей?

ВБ-В: Все молоко наше. Если и бывает, что «на пике» производства мы закупаем молоко у соседей, то буквально 2-3 % от общего объема переработки. Но таких случаев в году – 2-4.

DN: Каково соотношение реконструированных и не реконструированных ферм? И в чем заключается реконструкция?

ВБ-В: Прежде всего, мы делаем кормовой стол под кормораздатчики, чтобы корова могла свободно есть, без лотков. Мы меняем систему навозоудаления, молокопроводы. Получается полная реконструкция без изменения привязного содержания. Привязное содержание у нас остается.

DN: Не собираетесь ли уходить в беспривязь, ставить доильные залы?

ВБ-В: У нас был проект по нескольким фермам – реконструировать беспривязное содержание на крупной ферме. Но есть такая сторона вопроса: большие фермы – значит, коровы лишаются пастбищного содержания, потому что, если на ферме больше 800 голов, то часто не хватает пастбищ, расположенных вокруг фермы. Коров приходится гонять дальше, а время прогона – это потеря в надоях, во времени, это неэффективно. Экономическая эффективность больших ферм – там, где больше 1000 голов. Но выгонять такое количество на пастбища в нашем случае неэффективно.

DN: Что Вы можете сказать о соотношении себестоимости молока и цены на него? Покрывает ли цена себестоимость?

ВБ-В: В последнее время себестоимость выросла, потому что выросли цены на импортные запчасти, на 40% выросли цены на жмых, патоку, премикс,  а у большинства производителей используется импортная сельхозтехника. Планово повышается цена на электроэнергию, коммунальные услуги. Поэтому себестоимость растет и, к сожалению, серьезным образом. Это приводит к необходимости повышать цены на молоко.

DN: Как выстраивается экономика между Вашими фермами и заводом?

ВБ-В: Мы держим максимальную закупочную цену, которая существует. У нас еще около двух лет назад цена была порядка 26 рублей за литр, когда у большинства предприятий средняя цена по году составляла 20 рублей. Сейчас у нас порядка 27 рублей за литр, эта цена держится стабильно в течение года.

DN: Насколько я понимаю, с точки зрения отрасли в целом, повышение курса валют относительно рубля – позитивный момент, поскольку это некая дополнительная защита от импорта вне зависимости от того, откуда этот импорт приходит. А в случае, если санкции будут отменены, то это как раз очень хороший барьер.

ВБ-В: Это действительно так. Надо еще поставить барьер против пальмового масла.

Если поставить барьер против пальмового масла, которое дешевле раз в 10, чем сливочное, тогда было бы все нормально. У нас, к сожалению, особенно за последние полтора года, повысилось использование пальмового масла и увеличилось производство аналоговых молочных продуктов; это душит молочную отрасль. Предприятия зачастую думают, зачем стремиться производить больше натурального молока, когда можно закупить дешевое сухое молоко или еще гораздо более дешевое пальмовое масло и делать продукцию из него? Цвет у молока будет белый, а себестоимость – в 1,5-2 раза ниже.   

Это одна из двух главных проблем молочной отрасли. Иногда пальмовое масло используется в открытую, и на этикетке пишут: творожный продукт, сырный продукт. А иногда не пишут. Например, молочного напитка у нас в Москве нет, но известно, что он продается. Большинство дешевого молока, которое продается сегодня на прилавках, – это молочный напиток, как молоко. Об этом говорят беспрерывно, я участвовал во многих конференциях, симпозиумах, совещаниях на протяжении последних 2-х лет. Проблема эта стоит очень остро, и даже министр сельского хозяйства Александр Ткачев заявлял, что надо на трети площади этикетки писать, что это молокосодержащий напиток, если он содержит растительные жиры. Но пока, к сожалению, ситуация не изменилась.

DN: Я как-то общался с представителем масложировой отрасли, и он говорит, что было бы хорошо, если бы на продукции писали «пальмовое масло». Поскольку сегодня это плохо, но кто сказал, что завтра общественность будет считать, что это плохо? Общественность будет считать, что это хорошо. Меня этот ход мыслей очень удивил, но ведь в какой-то степени он прав.

ВБ-В: Он не прав. Здесь влияют 2 основных фактора. Первое… Человек, вне зависимости от места жительства, должен питаться тем, что растет около него. Это общий принцип, действующий тысячелетия от сотворения мира. Если мы будем питаться тем, что растет в другом полушарии, то у нас нарушается баланс обмена веществ, поскольку наш организм не адаптирован к иным продуктам. Может быть через 1000 лет (Если Господь попустит нынешнему миру существовать так долго) выживут те, кто адаптируется к пальмовому маслу. Но сейчас для нас это грозит болезнями, из-за этого расширяется количество сердечно-сосудистых заболеваний, онкологических. Это происходит потому, что используется не просто чистое пальмовое масло, а гидрогенезированное, в котором органические молекулы закручиваются в другую сторону и при всасывании этого продукта через мембраны клеток, эти молекулы застревают в мембранах. Поэтому известно, что использование гидрогенезированных жиров ведет к нарушению обмена веществ, закупориванию мембран клеток, выработке повышенного вредного холестерина, который откладывается на стенках сосудов.

А нарушение обмена веществ может усугублять угрозу раковых заболеваний, причем у детей и людей юного возраста. В последние 5-7 лет сильно возросло количество заболеваний именно у детей и в подростковом возрасте, заболеваний, которые не характерны для этого возраста. Рак стал детским заболеванием. Всемирная организация здравоохранения тоже не рекомендует использовать гидрогенезированные жиры. Многие говорят, что и в сливочном масле есть гидрогенезированные жиры. Да, есть, но всего 2 %, а вот в пальмовом маргарине больше 50 %.

DN: Если говорить про пальмовые жиры и фальсифицированные продукты, ведь во многом сказывается фактор спроса. Причем спрос не конечного потребителя, а сетевых магазинов и HoReCa.

ВБ-В: Особенно сейчас, в условиях кризиса, когда у людей мало денег, они приходят в магазин, видят, что на пакете написано «молоко», на соседнем тоже, только первое стоит 100 рублей, а второе 50. Естественно рука автоматически тянется к дешевому, хотя человек понимает, что молоко за 100 рублей, наверное, лучше. Если бы на том пакете, который стоит 50 рублей, было бы честно написано, что это молочный напиток, то, наверное, большинство стало бы покупать более дорогой продукт, но являющийся молоком. Конечно, остались бы люди, которые продолжали бы пить молочный напиток, но их стало бы гораздо меньше. Поэтому откровенное несоблюдение техрегламента очень сильно и негативно влияет на рынок.

DN: У меня есть и другое мнение, когда люди говорят, что вообще не будут ничего покупать…

ВБ-В: Есть и такой эффект. Мы сейчас публично боремся с фальсификатом, и это дает такой эффект, что люди начинают считать фальсификатом все, что лежит на прилавках. Есть передача «Пищевая революция», они проводили выпуск по молочным продуктам, приглашали меня. И всегда четко выстраивается линия: экспертное мнение, как определить фальсификат.

Есть несколько простых критериев. Самый первый – цена. Если вы видите, что в вашем регионе, здесь не надо сравнивать Москву с какой-нибудь станицей в Краснодарском крае, продается что-то очень дешевое, то это, скорее всего, фальсификат. А то, что продается за среднюю цену и выше, надо разбираться. Поэтому, если вы хотите покупать качественные молочные продукты, старайтесь покупать товары из верхней ценовой категории и знать своего производителя. Несложно выбрать и понять, какой молочный завод какое сырье получает. Потому что, надо прямо сказать, попадаются производители, которых не существует в природе. Находили молоко, произведенное на заводах Вологодской, Тамбовской областей, но заводов этих физически не существует. В каких-то случаях завода вообще не существовало, в каких-то он существовал, но был закрыт лет 15 назад.

DN: По Вашим оценкам и, возможно исследованиям: насколько потребитель доверяет «Рузскому молоку» и какова динамика продаж за последнее время?

ВБ-В: Могу сказать, что потребители нам доверяют очень серьезным образом, потому что наш объем продаж с начала кризиса снизился где-то на 15 %, и это произошло буквально обвальным образом в феврале-марте 2015 года. Сейчас же потребление потихоньку растет. Последние 4-5 месяцев мы видим небольшой, но стабильный рост. Мы еще не вышли на уровни, какие были в ноябре-декабре 2014 года, но потихоньку возвращаемся к ним. Это говорит о том, что нашим продуктам доверяют и придерживаются их, несмотря на кризис. Это очень важный фактор, потому что у людей действительно стало меньше денег.

DN: Остаются ли излишки молока в связи с проседанием продаж?

ВБ-В: Нет, мы распродаем все.

DN: Какие отношения у Вас с сетями? В плане задержек платежей и так далее?

ВБ-В: Весь 2015 год были серьезные задержки, но они не были стабильными. То одна сеть просядет, то другая. В начале года почти все работали с задержками. На сегодняшний день сети тоже адаптировались, и, хотя задержки есть, но все к этому привыкли.

DN: Я много слышал о том, что в агрохолдинге «Русское молоко» нелегкая финансовая ситуация, в частности, это связано с рядом причин: задержкой платежей со стороны сетей, уголовным делом, сложной ситуацией с оборотными средствами, то есть не было возможности взять кредиты, в связи с чем были задержки зарплаты и так далее… Как реально обстоит ситуация?

ВБ-В: За прошлый год мы погасили более 200 миллионов рублей кредитов. А новых кредитов практически не брали. Плюс задержки со стороны сетей, падение спроса, но, в целом, мы выдержали эту ситуацию и сейчас исправляемся. Да, у нас были и остаются определенные задержки по зарплате, но мы это преодолеваем, провели сокращение наших расходов по максимуму. Где-то сократили персонал, где-то – расходы, перешли на отечественные наполнители для йогуртов, и они оказались лучше импортных, польских. Вместо них берем из Нижегородской области малину и облепиху. То есть максимально везде ужимаемся, и так действуют все. И мы надеемся, что в этом году справимся со всеми финансовыми трудностями. Посевную и уборочную в прошлом году мы провели без использования сезонных кредитов. Это связано с тем, что громкие заявления по уголовному делу отвратили банки от нас, плюс экономическая ситуация не способствовала кредитованию.

DN: Холдинг «Русское молоко» и его продукция очень популярны на московском рынке, и, естественно, очень много злых языков. Одна из таких общих фраз: «Что такое «Русское молоко»? Цена задрана слишком высоко, а сам холдинг с точки зрения экологичности, обоснованности этой цены ничего из себя не представляет»…

ВБ-В: Это совершенно не так. Мы четко выдерживаем органические технологии, мы практически не используем минеральные удобрения для выращивания кормовых трав, для выращивания фуражного зерна, которое идет на корм скотине. Мы по минимуму используем средства защиты, иногда вообще не используем средства защиты растений. То есть мы держим органические технологии даже для производства кормов. Также мы стараемся ухаживать за нашими животными и следим за качеством сырья для молочного завода очень строго. Притом не только по обычным входным параметрам, но у нас есть и дополнительные средства контроля за качеством продукции. На молочном заводе на килограмм продукции рабочих сил больше, чем на других молочных заводах. Все это, конечно, влияет на себестоимость, у нас себестоимость достаточно высокая, поэтому и цена высокая. И поверьте мне: если бы у нас качество не соответствовало заявленной позиции, то никто бы не стал покупать за такую цену. Покупали бы дешевле.

Еще пример… Наши конкуренты, которые сейчас продают молоко, например, «Углече Поле», хотя это не совсем конкурент, он производит только 4-5 видов продукции, когда мы больше 30, но цена примерно, как у нас или даже чуть выше. И у других конкурентов цена примерно такая же. То есть себестоимость молочных продуктов у всех, кто ставит упор на органику, примерно одинаковая.

DN: За последние года 2 вокруг Москвы и Московской области появляется все больше молочных предприятий. Кто-то из сельхозтоваропроизводителей строит свою переработку, кто-то заново переработку отдельно стоящую строит, особенно это заметно в Калужской области. Чувствуете ли вы, что конкурентная среда развивается?

ВБ-В: Я бы не сказал, что кто-то дышит «Русскому молоку» в спину. Да, появляются компании, которые пытаются занять какую-то нишу, но, как правило, занимают либо очень маленькую, либо просто не занимают. Какую-то небольшую нишу заняло «Углече поле», потратив очень много средств на рекламу и производя не очень большой набор продуктов. Процесс идет, кто-то появляется, кто-то уходит.

DN: Какие у Вас стратегические планы на ближайшие лет 10, по развитию предприятия, по развитию продаж?

ВБ-В: Мы планируем развивать производство мягких сыров. То есть мы и сейчас выпустили несколько вариантов сыров с дополнительными наполнителями, и мы в этом направлении будем двигаться, будем развивать.

Мы вывели на рынок пряные пикантные сыры, и оба вида получили медали на выставке «Продэкспо». В планах стоят итальянские сыры «Моцарелла», «Рикотта», в виде импортозамещения. И самое главное, мы хотим поддерживать высокое качество нашей молочной продукции. Потому что в нашем ультрасовременном мире натуральных и естественных продуктов становится все меньше. Наши планы развития – остаться с качественными натуральными продуктами и через 10 лет. Потому что, если отмотать на 10 лет назад, я говорю не про молочные, а про другие продукты, многие продукты стали хуже. Мясо и мясо птицы менее натуральное и так далее. То есть больше индустриальных технологий, которые не способствуют здоровому питанию.

DN: С этой точки зрения дислокация на территории Московской области, с вашей точки зрения и с точки зрения дальней перспективы, – это плюс или минус?

ВБ-В: Не надо забывать, что Московская область большая. И на западе области промышленных предприятий практически нет. Рузский район всегда считался экологически чистым, он и сейчас таким остается, и никаких планов под строительство грязного производства там нет. В этом плане нам не страшна Москва, тем более роза ветров установлена так, что ветра преимущественно западные и северо-западные.

DN: Осенью прошлого года был большой форум под эгидой Министерства сельского хозяйства Московской области, где говорилось, что как раз на западе вьетнамская компания будет строить ферму на 50 тысяч голов. Верите ли Вы в это?

ВБ-В: Я никак к этому не отношусь, я не в курсе. Знаю, что такое объявление было, а будет оно в реальности или нет, этого не знаю.

DN: Вы вошли в состав правления «Союзмолоко». Что Вас к этому подвигло, насколько эффективной Вы считаете данную организацию?

ВБ-В: Общественные организации производителей должны успешно функционировать. Степень эффективности во многом зависит от нас. Идет масса регламентов, законодательных актов, нормативных актов, которые влияют на экономическое положение сельхозпроизводителей, молочных заводов. Поэтому «Союзмолоко» делает уверенную работу по тому, чтобы эти нормативные акты работали в пользу честных производителей, производителей натуральной продукции. Это очень важная сторона деятельности.

Второй момент – это защита национальных производителей от фальсифицированных продуктов.

Третий момент – взаимодействие с торговыми организациями, сетями. Этот аспект остро стоит на повестке дня. Все мы знаем о тяжелом положении в кризис, нового производства развивается очень мало, зато сетевые магазины растут, как грибы. У нас, для примера, в Рузском районе за последние полгода открыто 10 сетевых магазинов, новых, отстроенных. «Пятерочка», «Дикси», «Магнит». При этом Рузский район никогда не страдал от нехватки магазинов, граждане не жаловались. Это говорит о том, что торговые сети забирают всю прибыль у производителей и каким-то образом жируют на потребителях.

DN: У меня ощущение, что там речь идет еще о больших кредитах…

ВБ-В: Если бы они не показывали хороший стабильный финансовый поток, хорошую прибыль, никто бы им кредиты не дал. Понятно, что они берут кредиты. А почему производители не берут кредиты? Потому что у них финансовый поток хуже. А у сетей все отлично за счет производителя и за счет потребителя. То есть сам факт, что в кризис все ужимают расходы и все сокращают программы, кроме торговых сетей, означает, что торговые сети находятся в привилегированном положении, они достигли уровня монополизма, они диктуют свои надбавки, ретробонусы и так далее. На нашем примере -совокупная торговая наценка достигает 80 %.

Законопроект, который был объявлен весной 2015 года и принят в первом чтении по тому, чтобы убрать ретробонусы, положен в Госдуме под сукно. За 9 месяцев до второго чтения так и не дошло.

DN: Вы не думали о том, что если торговля – эффективная вещь, строить собственные магазины, выходить с собственной торговой сетью?

ВБ-В: У нас есть фирменные магазины в Рузском районе, порядка 5. Есть магазины в Москве, тоже около 5. Но это затратное дело и другой вид бизнеса. Можно, конечно, заняться, как и многими другими эффективными видами бизнеса. Но здесь важно, чтобы государство создало условия для развития всех видов бизнеса,  ан не так, что если вы хотите заниматься сельским хозяйством, то вам еще необходимо заниматься торговой сетью. Не должно быть обременения.

DN: Вопрос по поводу нашумевшего в соцсетях письма про возделывание конопли… Я так понимаю, что это уже пошло по второму кругу, год назад, в этом году тоже.

ВБ-В: Наверное, потому что коноплю надо возделывать (смеется). Есть техническая конопля, из которой делают волокна, одежду, она используется для канатов, веревок. Как известно, пенька – это и есть конопля. В старину это была одна из основных статей экспорта в России. Поэтому то, что сейчас из-за распространения наркомании практически запретили выращивание конопли, это создает дисбаланс в развитии технических культур. У нас, кстати, в планах заниматься льноводством, и, если государство сочтет возможным – выращивать техническую коноплю.

Само письмо касалось процентных ставок банков. Это совершенно отдельный случай, у нас был разговор с топ-менеджером Россельхозбанка на предмет кредитования, в критическую ситуацию, когда была первая волна кризиса, когда Центральный банк в декабре 2014 года поднял ключевую ставку до 17% и банки тоже оказались в совершенно непонятной ситуации. На неких эмоциях топ-менеджер сказал мне: мы сделаем ставку 28%, возможно. На что я ему сказал: тогда вот кто же у вас будет брать кредиты. И написал письмо губернатору Московской области Андрею Воробьеву, который заботится о развитии сельского хозяйства и, в том числе, просил нас информировать обо всех критических ситуациях на пути развития сельского хозяйства в области. Письмо носило сугубо конфиденциальный характер, но, видимо, кто-то из сотрудников аппарата правительства выпустил его в обращение. А на самом деле у нас с Россельхозбанком отличные деловые отношения, никаких ставок в 28 % никогда не было даже близко. Мы кредитуемся в Россельхозбанке достаточно успешно, сегодня при средней ставке в 14-15%. С учетом того, что по целому ряду кредитов идут субсидии, эффективная процентная ставка составляет 4-5%. Поэтому Россельхозбанк в этом плане - некая отдушина для сельхозпроизводителей, которая позволяет им нормально развиваться. Этот банк самым первым поддержал нас по программам кредитования, еще лет 8 назад, и мы стабильно закупаем технику по программам Россельхозбанка для растениеводства, животноводства. И сейчас у нас знаменательный период: мы выплатили один из первых кредитов на технику. Во многом обновление техники произошло за счет Россельхозбанка. Кроме того, очень помогли программы Росагролизинга, которому мы тоже благодарны и который успешно начал работать со сменой руководителя несколько лет назад.

Поэтому я думаю, что правительство должно поддерживать Россельхозбанк, и думаю, что было бы правильным, если бы правительство увеличило уставной капитал этого банка, чтобы увеличилось кредитование сельхозпроизводителей.

Недавно в СМИ распространилось много шуток о том, что у банка убытки. Это последствия кризиса, и потом, не все понимают, что такое убыток банка. Банк обязан создавать резервы. Это не значит, что у него убыток, дыра в бюджете. Это значит, что под какие-то кредиты по строгим рамкам Центрального банка нужно создавать резервы; и банк, создав резервы, оттянул свой капитал, но если эти кредиты будут погашены, то все будет нормально. Убыток во многом эфемерный.

А вообще Центробанк тоже должен какие-то критерии выработать для банков, кредитующих сельхозпроизводителей. Нельзя подходить к сельхозпроизводителям с теми же критериями, как к нефтедобытчикам, газодобытчикам или торговым сетям.

DN: Может, должен быть какой-то особый процент, особое отношение к сельхозпроизводителям? Мы знаем, что во всем мире 5 % – это максимум, по которому кредитуют, причем если есть какое-то субсидирование, то оно идет не так, как у нас.

ВБ-В: Несомненно, это так. Это вопрос к государству. Государство должно, во-первых, давать субсидию не производителю, а банку. А производители должны предоставлять в банк документы, что они целевым образом использовали кредит.

Что сейчас происходит по нормативам. Если мы приходим в банк, мы должны показать свою экономику по новому проекту. Экономика должна выдерживать все критерии Центробанка, но без дотаций и субсидий. Мы не имеем право заложить это в бизнес-план, потому что Центробанк знает, что Минфин может не выполнить обязательства. Даже не то, чтобы не выполнить, а задержать их выполнение, в разных регионах бывает, что до года. В Московской области такого нет, но в регионах бывает. Поэтому Центробанк требует по своим нормативам, чтобы они не закладывали субсидии и дотации в расчет бизнес-плана. Зачем они тогда нужны, если их нельзя заложить в расчет?

DN: Россия и ряд стран сейчас имеет реальную возможность для роста в молочной промышленности. Имеет ли смысл в ЕС в будущем производить молоко при такой плотности населения и нехватке ресурсов, при том, что Индия планирует увеличить объем производства, Россия закрыта, а Китай сокращает закупки? Может быть, имеет смысл все пересмотреть, и как раз наша страна имеет уникальные возможности для развития производства.

ВБ-В: Есть еще печальная тенденция, что все страны Ближнего Востока испытывают последствия глобального потепления. Дело не только в температуре, но и в процессе испарения. В Иране многие источники вод пересыхают. Даже строятся прогнозы, что если тенденция повышения температуры и понижения влажности будет продолжаться, то условия жизни для людей, не то, что коров, к 2055 году станут просто невозможными.

DN: У Вас не складывается впечатление, что государство рассматривает аграрный сектор России, как разменную монету, поскольку вся эта поддержка имеет некий принцип ручного управления? Сегодня мы рычагами подвигали, мы даем. Вот санкции включили – радуйтесь. Санкции отменят – мы вам давали возможность, не успели, значит, дальше, как хотите.

ВБ-В: Никто санкции не отменяет. Но даже если их отменят, то сейчас такой курс валют, что вряд ли это вызовет прямое вхождение импорта на рынок.

Сейчас нужно заботиться о том, чтобы продукты питания были здоровыми и полезными. Потому что иначе у нас происходит следующее: люди экономят на продуктах питания, а потом не экономят на лекарствах. Интегрально, если сложить затраты на некачественные продукты питания и лекарства, за свою жизнь граждане часто тратят столько же, сколько бы тратили на правильное здоровое питание. Но в этом случае меньше бы тратили на лекарства. Государство должно заботиться о том, чтобы оградить здоровье людей от некачественных продуктов питания. Меньше химии, индустриальных технологий, отсутствие ГМО-продуктов и больше всего натурального.

Плюс – государство должно бороться с монополизмом сетей. Когда нам говорят, что в других государствах может быть даже нет такого законодательного регулирования ритейла, это действительно так, как ни парадоксально, оно там носит естественный характер. То есть там не надо закона, потому что наценки на сельхозпродукцию все равно не превышают 30 %. Как это достигнуто – другой вопрос. Иногда это достигалось методом традиций и местных обычаев делового оборота. Если в регион приходил сетевой магазин, местные власти ставили условие не превышать наценки, иногда письменно, иногда устно. Там сохранились традиции, что нельзя так наказывать собственного покупателя. И это поддерживается. Там на уровне менеджмента никто не будет ставить наценку 80 % на пакет молока.

А у нас большинство владельцев торговых сетей – люди, живущие за рубежом, иностранцы, грубо говоря. Им все равно – наказывать нас или нет, с моральной точки зрения.

Информация о предприятиях, упомянутых в статье:


30.01.2024
В России наметилась устойчивая тенденция сокращения поголовья коров: их количество снижается ежегодно, а в 2023 году достигло исторического минимума. The DairyNews обсудил с экспертами отрасли причины уменьшения молочного стада в России. Участники рынка поделились мнением о происходящем и рассказали, как избежать катастрофических последствий для производства молока, молочных продуктов и говядины.
Читать полностью