Интервью с Артемом Беловым, исполнительным директором Союзмолоко

Источник: The DairyNews
С Артемом Беловым The DairyNews побеседовало в рамках мероприятий IX Молочной Олимпиады, прошедшей в городе Батуми. Эксперт рассказал о видении ситуации в молочной отрасли, мировых и локальных трендах, а также о работе отраслевого союза.
Интервью с Артемом Беловым, исполнительным директором Союзмолоко

DN: Артем, как Вы оцениваете текущую ситуацию на российском рынке? Является ли рынок привлекательным с инвестиционной точки зрения?

АБ: Последние три года на рынке складывалась достаточно благоприятная ситуация для всех: как для производителей сырья, так и для переработчиков. В сырьевом секторе сложилась очень неплохая доходность - около 20-25%. Это позволило генерировать на уровне производителей сырья хорошую валовую прибыль, и часть этих средств реинвестировалась. В результате в последние годы мы увидели рост производства товарного молока. В последние три года ежегодный рост составлял примерно 2-3%. В итоге за четыре года мы видим примерно восьмипроцентное увеличение производства сырья.

Именно это стало основой для устойчивого развития переработки. Та ниша в 20%, которая освободилась после санкций, заполнялась российскими переработчиками, потому что была база в виде сырья. И мы видели по некоторым сегментам, - по тому же сыру и сырным продуктам, - прирост в 25-30% ежегодно. Совершенно космические темпы, но они были более-менее обоснованные.

Таким образом, ситуация в последние два-три года развивалась достаточно благоприятно. Вместе с тем, если мы будем смотреть на перспективу ближайших года-двух, есть очень существенные риски для рынка: прежде всего это продолжающаяся стагнация экономики и снижение реально располагаемых доходов населения. Если последние два-три года этот фактор не играл такой существенной роли, потому что производители заполняли свободный рынок, то в ближайшее время (год-два) это будет ключевым фактором, который будет определять развитие рынка по всем параметрам. Прежде всего по ценовым. Цена все-таки определяет доходность. Можно говорить об инвестиционной привлекательности, о приросте производства и так далее, но самой главной остается доходность. То есть, если доходы расти не будут, а государство не предпримет никаких регуляторных мер для того, чтобы рынок восстанавливался, я боюсь, что мы действительно столкнемся с тем, что рынок будет в лучшем случае стагнировать. В худшем случае мы можем вернуться к тенденциям падения производства, которые у нас наблюдались до 2012-2014гг.

DN: Вы говорили, что после введения эмбарго каждый год рынок сыра увеличивался на 25%. На Ваш взгляд, он рос за счет мелких сыроваров или все-таки крупных предприятий?

АБ: Вы очень правильно выделили два основных больших сегмента. Есть товарное производство классических сыров, я их условно называю «бутербродными». Это тот продукт, который традиционно употреблялся в России: хлеб, масло и сыр. У нас достаточно своеобразная культура потребления, с моей точки зрения. Она всегда сильно отличалась от европейской. Так вот, это первый большой сегмент.

Второй большой сегмент, - тот, который начал развиваться в последние годы, - фермерского, крафтового, ремесленного сыроделия, который растет последние годы.

У них (двух сегментов сыроделия – прим. ред.) последние два года выделялась схожая тенденция: что один, что другой сегмент рос. Понятно, если мы говорим о приростах в десятки процентов, то он был обеспечен прежде всего за счет крупнотоварного производства. Опять же отечественные производители заменяли поставщиков из Финляндии, Германии и других стран. Плюс ко всему этому наблюдался субтренд, который был связан с падением доходов населения, - активно развивался сегмент сырных продуктов. Там тоже используется молоко, это достаточно массовый большой сегмент, и он неплохо рос. Когда я говорил о 25-30% росте в год, имелась ввиду вся категория. Понятно, что по сырам темпы роста были пониже – порядка 10-15%, и пик пришелся на 2015 год. По сырным продуктам показатель чуть выше. Действительно, в какие-то моменты времени был даже 25% за год.

Второй сегмент – это ремесленное сыроделие. Он не давал такого большого вклада в натуральном выражении, как крупнотоварное производство. Но в денежном выражении он достаточно серьезно расширяется. Я думаю, что если в общем оценивать сегмент таких нишевых продуктов, то, наверное, 8-10% в денежном выражении сегодня он занимает.  

Он сейчас растет достаточно неплохими темпами и скорее всего в ближайшие годы тоже будет расти, потому что он ориентирован прежде всего на состоятельную публику, жителей городов-миллионников с достаточно высокими доходами. Скорее всего, спрос на эти продукты еще будет увеличиваться. Тем более в ситуации с санкциями. Собственно, санкции являются ключевым фактором, который может повлиять на негативное развитие этого сегмента. Если их снимут, то для небольших сыроварен наступят очень непростые времена. Далеко не все сейчас, будем объективны, могут делать хороший качественный конкурентоспособный продукт. Те, кто делают хорошие продукты, скорее всего останутся. Хотя доходность производства может очень сильно снизиться. Многие уйдут с рынка.

Что касается трендов на массовом рынке, то я вижу, что мы уперлись в потолок спроса с одной стороны, а с другой стороны – эффект санкций полностью исчерпан. Думаю, что мы увидим серьезное замедление темпов роста. Это можно видеть по результатам прошлого года и начала текущего года. Рост в этом сегменте с точки зрения производства составил несколько процентных пунктов, а спрос уже не растет. Прежней динамики не будет. Если в ремесленных сырах скорее всего динамика может сохраниться, то массовый рынок скорее всего будет стагнировать до слома тенденции падения доходов населения.

DN: Сформировалось мнение, что у СОЮЗМОЛОКО крайне негативное мнение по поводу ветсертификации. Как я понимаю, основная идея ветсертификации – это отслеживание сырья.

АБ: Но не совсем. Россельхознадзор пытается проконтролировать всю продукцию от поля до прилавка. Если говорить простыми словами, то мы имеем два разных продукта: сельскохозяйственное сырье и готовую пищевую продукцию. Когда наши коллеги из мясных ассоциаций выступают за электронную ветсертификацию, мне понятна их логика. Потому что, например, отруб или кусок мяса, который производится на ферме, затем попадает в розничную точку, - он в принципе имеет ветеринарный сертификат. В этом смысле есть для них, наверное, какая-то здравая логика отказаться от оплаты тех же самых бланков, на этом сэкономить и выстроить всю цепочку для сельхозпродукта. Более того, когда мы говорим о молочном сырье, наверное, логика тоже есть, - это продукт который приходит с фермы, и попадает на завод. Все это относится к одному большому блоку вопросов – сельскохозяйственному сырью.

Но есть и готовая пищевая продукция, например, любая молочная, в том числе сыры. Это продукт, который прошел температурную обработку, при этом был сделан из безопасного в ветеринарном отношении сырья. Возникает вопрос: если ветеринарных рисков в продукте нет никаких и сырье, из которого оно сделано, тоже не несет ветеринарных рисков, - зачем нам нужен ветеринарный сертификат? Пусть даже в электронном виде. Ведь у нас нет сейчас бумажного сертификата. И зачем появление нового документа? – Совершенно непонятно. Тем более что на готовую молочную продукцию мы получаем сертификаты. Есть сертификат соответствия, который выдается Роспотребнадзором, который гарантирует качество и безопасность продуктов. Зачем дублирование функций? – совершенно не понятно.

Поэтому в этом вопросе у нас достаточно рациональная точка зрения. Мы считаем, что там, где потенциально возможно снижение затрат (в сегменте сельхозсырья), с учетом неких переходных периодов нужно двигаться в сторону перевода документооборота в электронный вид. Что касается тех секторов, где никогда не было ветсертификации – нет никакого смысла эту процедуру вводить. В первую очередь, это касается молочных продуктов. Там, где никогда не было ветеринарной сертификации, наша позиция очень четкая: ее не должно быть. Тем более, если мы посмотрим на мировую практику, нигде в мире этого нет. Более того, у наших коллег из Беларуси этого нет. Мы, вводя электронную ветсертификацию у себя, фактически ставим в заведомо невыгодное положение себя перед белорусскими производителями, которые не несут соответствующие затраты. В ситуации усиления конкуренции увеличение себестоимости на 3-4 % может быть существенной.

Мы действительно последовательны. Так как мы объединяем в себе и производителей сырья, и переработчиков, у нас такая позиция. Но в любом случае, мы считаем, что этот процесс не быстр. Если мы вспомним внедрение системы ЕГАИС, которую начали внедрять в 2005-2006гг. Фактически прошло 12 лет, и мы до конца еще не пришли к той финальной стадии, которую ожидали. Поэтому здесь, если мы говорим о переходе в электронный вид, тоже требуются очень четкие итерации. Начинать нужно с идентификации животных, потом переходить к электронному виду сертификата на сырье, и только потом чисто теоретически рассматривать какие-то дальнейшие движения. Вначале нужно разобраться с тем, что есть.

DN: Есть ли члены СОЮЗМОЛОКО, которые в качестве пилотного проекта уже попробовали эту систему?

АБ: Очень много. Так как пилотные проекты ведутся с 2014 года, очень много предприятий включены в этот процесс. В этом участвуют как крупные транснациональные компании, так и крупные локальные производители. Я могу вам сказать, что в процессе участвует Тульский молочный комбинат, Дмитрова гора из Тверской области, Hochland, PepsiCo, Danone со своими заводами. У них у всех разная ситуация. Есть площадки, на которых фактически есть 1 поставщик. Им проще, например, перевести эти поставки сырья в электронный вид. Есть заводы, где большое количество поставщиков. Например, тот же самый Кемеровский молочный завод. Там десятки поставщиков. Практически год пытались реализовать, перевести все в электронный вид, но до сих пор в условно электронный вид переведено только 70% поставщиков. Подразумеваю под условно, что автоматически ничего не работает. Все равно приходится и ферме, и переработчику связываться с региональным департаментом ветеринарии, чтобы попытаться встроиться в электронную систему.

В пилотах мы активно участвуем и понимаем, что нигде сейчас не работает эта система. Более того, некоторое время назад в Минсельхозе было совещание, где собирались все союзы, и фактически даже ярые сторонники внедрения сертификации говорят о том, что есть масса рисков при внедрении и масса вопросов относительно ее готовности. Есть протокол, в котором зафиксированы все эти позиции.

DN: Если возвращаться к мелким сыроварам и их росту. Согласно статистике, у нас идет развитие производства молока за счет КФХ. На ваш взгляд, развитие малых предприятий в молочной отрасли – это следствие эмбарго или это реалии, которые были логичны в условиях большой страны?

АБ: Я не готов согласиться с тезисом, что у нас идет развитие за счет КФХ. Я здесь скорее вижу, что высокие темпы роста в КФХ (а они действительно, вы правы, поднимаются до 10% в год) связаны  с не менее высокими темпами выбытия в ЛПХ. В моем понимании, этот прирост – фактически легализация личных подсобных хозяйств, которые производили товарное молоко. Более того, механизмы, которые выстроило государство, как раз стимулируют данный переход. Есть программы поддержки семейных животноводческих ферм, гранты для начинающих фермеров. Фактически эти инструменты не могут дать прироста валового производства, но они дают населению возможность легализации своего товарного молока. Поэтому то, что в КФХ мы видим прирост производства, - это не факт прироста. Оно и так есть, просто легализуется. Прирост сегодня в производстве молока происходит прежде всего за счет сельхозпредприятий, хотя и там есть тенденция на выбытие.

3-4% сельхозпредприятий производят около 40% процентов сырого молока. Это тенденция последних 5-10 лет. До этого не было крупных холдингов. На самом деле структура производства была более-менее равномерной, то есть процент предприятий в штуках соответствовал примерно их доле в валовом объеме производства. Это повелось с советских временен, когда типовыми были фермы на 200-400 голов. Там не было такой стратификации, разделения. Сейчас ситуация очень сильно поменялась.

Сегодня производство растет за счет 3-4% сельхозпредприятий, производящих почти половину товарного молока. При этом есть достаточно большое количество старых не модернизированных предприятий, которые постепенно уходят с рынка, банкротятся, вырезают скот. Последние 2 года эта тенденция замедлилась, потому что все-таки доходность была очень хорошая, спрос на молоко был достаточно высокий. Но сейчас по мере усиления конкуренции, я думаю, мы к этому вернемся. Постепенно немодернизированные предприятия будут уходить с рынка. Доля крупных современных производителей будет увеличиваться и достигать 50-60%. Если вы посмотрите на топ-10 крупнейших производителей сырья – в принципе, это крупнейшие игроки, которые сейчас очень серьезно инвестируют средства. В том числе в развитие сырьевой базы. Привести пример той же «ЭкоНивы», которая в прошлом году реализовала 3 проекта, причем в разных регионах с общим поголовьем дойного стада порядка 10 тыс. голов. Примерно такие же планы у них будут и в этом году. Конечно, прирост будет происходить прежде всего за счет таких крупных предприятий.

DN: Хотелось бы еще задать вопрос по поводу взаимоотношений молочной отрасли и ритейла. Как Вы оцениваете это взаимодействие?

АБ: Здесь я не вижу никаких однозначных глобальных трендов. Взаимодействие с ритейлом в моем понимании это во многом вопрос диалога и достигнутых договоренностей. Я прекрасно понимаю, что иногда попытка государства очень глубоко погрузиться в эти отношения может не очень позитивно сказываться на взаимоотношениях.

Этот вопрос должны решать конкретно сети и конкретно переработчики. Общая логика понятна:  если сравнить положение торговых сетей и молочного бизнеса, то можно говорить о том, что «сила» сетей гораздо выше, чем поставщиков, поэтому они часто могут получать достаточно выгодные условия для взаимодействия. С другой стороны, если мы посмотрим историю и вспомним, что было 2-3 года назад, когда сети очень активно работали в поисках ряда категорий, которые попали под санкции (те же самые сыры и масло), я могу вам сказать, что у переработчиков была тоже очень приличная доходность. Хотя, конечно, когда работаешь вдолгую, нужно понимать, что сети будут сильнее. И это не вопрос, условно говоря, российской действительности. Это вопрос того, что происходит в мире. Это глобальный тренд. С точки зрения масштаба бизнеса сети и поставщики фактически несопоставимы, но государству нужно очень аккуратно вести себя, потому что можно нанести достаточно серьезный ущерб. Молочный сектор очень фрагментирован, у нас очень разные игроки. Есть транснациональные компании, есть очень большое количество очень сильных локальных игроков, есть небольшие фермерские игроки. Нельзя для всех придумать одинаковые правила. То, что может быть интересно крупным компаниям и федеральным брендам, может быть менее интересно локальным игрокам. И наоборот, поэтому нужно очень аккуратно подходить к этому вопросу.


DN: Вопрос по поводу цены. От чего и от каких факторов будет зависеть цена на молоко в ближайшее время в России? И на перспективу в пять лет?

АБ: Если говорить не о перспективе и не о глобальных факторах, а о России, то, конечно, ключевым фактором, который будет влиять на сырье в России является спрос на готовую продукцию. Сейчас мы, к сожалению, столкнулись с ситуацией, когда спрос падает и падает последние 3 года. Те факторы, которые позволяли наращивать внутреннее производство и формировали спрос на сырое молоко, сейчас фактически нивелированы. Соответственно, придется жить в очень жесткой конкурентной ситуации.

Я боюсь, если ситуация принципиально не изменится, если не будет механизмов стимулирования спроса, нас может ожидать определенная просадка. К сожалению, это не очень хорошо скажется на рынке, потому что просадка по цене может привести к той тенденции, которая было до 2014 года: сокращения поголовья. В связи с чем начнется очередной цикл: сокращается поголовье – сокращается объем производства – появляется дефицит сырья – подрастает цена – опять же растут инвестиции, и так далее. Нам бы в идеале к таким циклам не возвращаться. Почему СОЮЗМОЛОКО инициирует интервенции? – Мы не видим в интервенциях панацею и решение всех наших проблем, потому что их слишком много в отрасли. Однако это инструмент, который может позволить удержать цену на определенном уровне в тех регионах, которым это наиболее важно.

Когда волатильность цены в Башкирии достигает 30% в течение года, это не может не сказываться на ценовых параметрах России. Поэтому, проводя, например, интервенции точечно в Башкирии и окружающих регионах, в радиусе 500-700 км, мы действительно можем поддержать цену. Да, понятно, что цены, которые заложены в приказе Минсельхоза, достаточно высокие. Но мы исходили из того, что нам нужно поддержать цену на сырое молоко на уровне 24 рублей.

Иногда нас нужно сравнивать с мировым рынком. Когда была активная инвестиционная фаза в молочном скотоводстве в тех же самых европейских странах, в той же Франции, в Соединенных Штатах Америки, там уровень поддержки государства был очень серьезен. Эти страны не сразу пришли к тем достаточно либеральным механизмам, которые есть сейчас. Они использовали достаточно жесткие механизмы, которые позволяли обеспечить доходность отрасли. В некоторых странах это до сих пор есть. Так, например, в Канаде более жесткий механизм: фактически нормируется цена. В Штатах очень похожий механизм, который направлен на поддержание доходности на уровне определенного норматива через поддержку цены. Нам, с учетом высокой стоимости наших денег, с учетом очень высокой инвестиционной составляющей, нужно поддержать эту цену на хорошем уровне. Если в течение 5-7 лет мы условно проживем в более-менее стабильной экономической ситуации, то поверьте мне, российские производители сырья накопят тот жирок, который им необходим. И мы сможем и сырье, и переработку развивать. А если мы будем жить на ценовых качелях, то вряд ли найдем инвестора, который будет готов вкладывать деньги.

DN: Многие участники отрасли опасались, что будет такая угроза – будет закупаться молоко. Сухое обезжиренное, сухое цельное молоко. Не из России, а покупаться из других стран, например, из Белоруссии. На ваш взгляд: есть ли такая угроза?

АБ: Предупрежден – значит, вооружен. Мысль хорошая. Если такой риск есть, надо выстраивать механизм, который позволит его нивелировать. Можем ли мы его на 100% нивелировать? – Наверное, нет. Но мы можем гарантировать, что 90% участников интервенций будут добросовестными – это точно. Стоит ли отменять интервенции из-за того, что может попасть 10% сухого молока из Белоруссии? На мой взгляд - нет. Я считаю, что нужен механизм, который будет нацелен на тех, что честно работает на рынке. Если мы 90% честных поддержим – это очень хорошо. При этом нас есть достаточно сильные карательные органы, и глядя на то, как реализуются интервенции на зерновом рынке, как вообще выделяется государственная поддержка и как потом она контролируется, можно быть уверенным в том, что все будет очень жестко. И отношение к этим деньгам будет самое внимательное.  

DN: Вы говорили, что одним из стимулов развития молочного животноводства – это потребление. На ваш взгляд, что необходимо делать перерабатывающим предприятиям или СОЮЗМОЛОКО, чтобы активно развивать потребление конечного продукта?

АБ: АБ: Возможна реализация двух механизмов: монетарного и не монетарного. Монетарный – должна быть пропаганда, в хорошем смысле и при поддержке государства. Оно должно объяснять, почему молоко – это хороший качественный продукт. Почему в России это продукт, который мы исторически потребляем, и потребляем в достаточно больших количествах. 

Сейчас мы потребляем порядка 180-190 кг на душу населения в год. Для сравнения, финны потребляют порядка 400 кг в год. Да, это очень существенно. В советские времена мы потребляли более 300 кг. Мы северная страна, и будем потреблять молоко в достаточно большом объеме. Поэтому государство должно объяснять нашим гражданам, что молоко – это хороший и полезный продукт. А мы, к сожалению, видим совершенно обратную ситуацию, когда центральные государственные каналы, гонясь за рейтингами, фактически убивают категорию. Я не видел ни одной передачи, где рассказывается, что молоко – это полезно. В передачах, которые мы смотрим, видим все негативные мифы о продукте. Причем по центральным государственным каналам. 

Молодежь должна привыкать, понимать, пить этот продукт. Более того, в моем понимании роль общественных организаций, например, СОЮЗМОЛОКА, здесь тоже может быть достаточно существенной. Мы реализуем социальный проект «Три молочных продукта в день». Он развивается достаточно динамично сейчас: порядка 12-15 городов в нем активно участвуют. Но, конечно, без какой-то хотя бы моральной поддержки государства проект реализовывать достаточно сложно. В каком-то смысле данная программа - аналог американского проекта Got Milk. Там этот проект очень активно поддерживало государство. У нас сейчас драйвером этого процесса является несколько компаний, представители как федеральных брендов, так и локальных брендов. Количество участников растет, но, конечно, бизнес очень тяжело привлечь к активности, которая не приводит к линейному увеличению продаж и так далее. Такие проекты было бы правильно поддерживать, в том числе со стороны государства. Это не такие существенные средства. И очень часто это даже моральная некая поддержка, которая выражается в письмах в регионы.

И второй механизм – финансовый. Это программа продовольственной помощи, один из самых эффективных механизмов поддержки, решающий две задачи. Он поддерживает платежеспособность спроса, - доходность по цепочке и в переработке, и в производстве. А с другой стороны, он стимулирует спрос и поддерживает спрос на ключевые позиции, важные для потребителя. Все-таки молоко – социальный продукт, занимающий порядка 20-25% в продуктовом портфеле. Понятно, что наличие подобных программ прежде стимулировало потребление базовых продуктов питания. Поэтому их реализация была бы очень правильной. Мировая практика подсказывает, что они достаточно эффективные.


DN: Сейчас активно обсуждается возможность российского экспорта на мировой рынок. На ваш взгляд, где актуальны были бы российские продукты? Как взаимодействует мировой и российский рынок с точки зрения молочной отрасли?

АБ: В текущей ситуации падения доходов населения и слабого рубля экспорт  – это хорошая альтернатива обеспечения доходности российских производителей. Не нужно питать иллюзии: ключевые рынки для нас на первом этапе – это наши соседи. Да, это прежде всего страны ЕАЭС и СНГ. Собственно, на них и приходится 90% экспорта Российской Федерации в настоящий момент. Мы туда поставляем прежде всего современную молочную категорию, то есть йогурты, творожки, молочные десерты. Хорошие продукты с достаточно высокой добавленной стоимостью, причем брендовые. Это мороженое во вторую очередь. И в третью очередь – ряд молокоемких продуктов, например, сыров и сырных продуктов, и так далее. Конечно, в долгосрочной перспективе нам нужно ориентироваться на крупные рынки, такие, как Китай. В принципе, я думаю, в перспективе 7-10 лет мы действительно сможем говорить о том, что существенные объемы могут поставляться на эти рынки. Не тот объем, который сейчас, потому что сейчас объем поставок в Китай по итогам прошлого года, по моим оценкам, был порядка 15 млн долларов. Это, конечно, в 15 раз больше, чем у Беларуси, но в принципе это все равно достаточно небольшие объемы.

Рынок этот будет однозначно расти достаточно серьезными темпами, и нам однозначно на него нужно выходить. Тем более что на внутреннем рынке конкуренция будет, по нашим оценкам, серьезно усиливаться.

DN: Если говорить о сырных продуктах. На Ваш взгляд, они были бы актуальны именно на территории ЕАЭС? Или не только?

АБ: Это в принципе продукт, который может быть популярен и на рынке СНГ, стран постсоветского пространства, и на рынке развивающихся стран. Категория молокосодержащих продуктов достаточно динамично развивается и растет прежде всего на рынке развивающихся стран, где достаточно дорогие молочные жиры заменяются в том или ином виде более доступными жирами растительного происхождения. Потенциал здесь есть, но насколько действительно здесь можно сделать стратегическую ставку - вопрос.

DN: Какие рынки, на Ваш взгляд, наиболее привлекательные с точки зрения инвестиций в молочный сектор?

АБ: По-хорошему, нам необходимо инвестировать в сырьевой сектор. Я думаю, что в России есть очень хороший шанс показать хорошую динамику в сырьевом сегменте. Одним из больших плюсов последних 5-7 лет было то, что у нас в секторе появились якорные инвесторы. Причем, как крупные якорные инвесторы, так и среднего уровня, и даже небольшие фермеры, которые пытаются тиражировать свой опыт, обмениваться своим опытом.

В этом смысле мы серьезно опережаем Белоруссию. Если смотрим по валовым показателям, мы ни шатко ни валко свои 5 тыс. тонн на корову делаем, плюс-минус столько, сколько Белоруссия, но они у нас очень разные с точки зрения качества. У нас есть действительно бизнес, который готов совершать прорыв, и есть бизнес, который находится на грани выживания. Я думаю, что тот бизнес, который готов к прорыву, в ближайшие 5-7 лет его действительно сделает. И я думаю, что этот сырьевой сегмент будет очень привлекателен прежде всего для тех, у кого уже есть опыт и компетенция. Конечно, новым инвесторам будет пока входить в него достаточно сложно, не имея компетенции, потому что в секторе сохраняется масса проблем: это и кадровые проблемы, и низкая культура производства, и нетехнологичность. Масса вопросов. Человеку с нуля погружаться будет достаточно сложно, но те, кто уже в рынке, станут драйвером этого сегмента.

Второй пласт инвесторов, которые могут стать потенциальным драйвером сырьевого сегмента, - это крупные иностранные инвесторы. Причем, как производители сырья, так и переработчики.

Если говорить о готовой продукции нужно понимать, что практически по всем позициям, может быть, за исключением цельномолочной продукции и кисломолочной продукции у нас есть серьезный потенциал к приросту потребления. Это, и сыры, это сливочное масло. Практически по всем категориям, которые у нас попадают в B2C сегмент, в торговлю, у нас есть возможности прироста. Разница в 30% - наше отставание от медицинских норм с учетом всей специфики, истории молочной категории в России.

Глобально практически каждая подотрасль имеет определенный потенциал для роста. Поэтому я думаю, что инвесторы могут рассматривать выход практически по всем направлениям. Наверное, сложнее будет все-таки с инвестициями в так называемый сегмент B2B: сухие молочные продукты. Пока этот сегмент находится на своеобразном перепутье. Это биржевые позиции, с которыми нашим предприятиям достаточно сложно конкурировать по цене просто исходя из себестоимости используемого сырья. Поэтому здесь нам, наверное, достаточно сложно будет существовать, и, наверное, инвесторы к этому сегменту будут пока с наибольшей осторожностью относиться.  

DN: Известны ли Вам какие-то примеры, где уже существующий производитель или переработчик планирует развивать свои мощности? Либо иностранных инвестиций, когда люди вот-вот зайдут или планируют развивать свою производство на российском рынке? Помимо тех, кто уже известен: TH True Milk, Arla.

АБ: Таких примеров достаточно много за последние два года – очень большое количество как профильных, так и не профильных инвесторов, которые заинтересовались российским рынком. Те примеры, которые вы называли, - они дошли уже до максимально близких стадий реализации. Поверьте мне, таких игроков из самых разных стран достаточно много. Это и инвесторы из ЕС, в том числе итальянские, и компании из Израиля. Интерес к нашему рынку достаточно высок.

DN: Вопрос по поводу развития племенного животноводства и рабочей группы. Как обстоят дела с разработкой программы развития племенного животноводства? На какой она стадии?

АБ: Мы считаем, то, что СОЮЗМОЛОКО подготовил с отраслевым сообществом, - это все-таки очень неплохая канва. С учетом того, что практически год особой активности по данному направлению не было, следует провести ревизию этой дорожной карты, все-таки к ней вернуться. Я напомню, что ключевая идея, заложенная в программу, была достаточно простой. Нам нужно использовать лучший международный опыт управления племенным животноводством для того, чтобы максимально вовлечь в процессы этой работы заводчиков скота и ассоциации, которые они создадут, которые будут формировать требования к породе, оценивать животных, создавать и вести самостоятельно племенные книги. Это первое. Второе – создание инфраструктуры вокруг этого рынка. Это и лаборатории по геномной оценке, это и базы данных, это и система идентификации на государственном уровне - то есть это создание инфраструктуры и изменение системы управления. Мы же не ставили перед собой цель глубоко погрузиться в тематику, связанную непосредственно с племенным делом. Для нас был важным вопрос изменения самой системы организации работы и создание мотивирующих условий для всех участников процесса на достижение определенного результата.

В проекте программы заложены необходимые изменения, например, в законе о племенном животноводстве, где должен быть четко сформулирован статус отраслевых ассоциаций. Понятно, что сильных организаций сейчас нет, но мы прекрасно понимаем, что если они не появятся, то мы так и будем отставать от мирового уровня. Поэтому здесь опять серьезная роль отводится государству для того, чтобы на начальном этапе поддержать эти ассоциации. Опять же это не такие большие затраты, поэтому, подобные вещи можно было бы сделать. Например, помощь на начальном этапе ведения племенной книги была бы хорошим подспорьем.

DN: Как взаимодействует СОЮЗМОЛОКО и Минсельхоз?

АБ: Конструктивно.

DN: Вы принимаете участия в рабочих группах, когда идет разработка различных программ? Как это вообще организовано?

АБ: Мы на регулярной основе мониторим, что происходит в отношении молочной отрасли и в целом в отношении сельского хозяйства. Как любой бюрократический механизм, Министерство сельского хозяйства работает по определенным правилам: по определенным правилам принимает бюджет, по определенным правилам вносит изменения в государственную программу, по ним же готовит постановления правительства, касающиеся механизмов поддержки, выпускает собственные приказы, регулирующие те или иные направления деятельности. Все это достаточно четко структурировано. Мы как отраслевики стараемся максимально активно во всем участвовать. С одной стороны, мы понимаем, что происходит, с другой стороны формируем консолидированную отраслевую позицию относительно тех или иных изменений, которые предлагает государство. Соответственно, в зависимости от того какой вопрос, мы взаимодействуем с профильными департаментами, исполнителями департамента, заместителями министра. Мы пытаемся донести до государства нашу позицию. Не всегда позиция принимается, но по крайней мере можно констатировать, что в последнее время всегда есть какой-то диалог.

DN: Давно обсуждается, что необходимо объединить два союза, которые существуют в молочной индустрии. Чтобы один мощный союз решал все вопросы, которые перед ним стоят. Как вы относитесь к этой инициативе?

АБ: Я отношусь хорошо.

DN: Вы за то, чтобы они объединились? И, наверное, объединились на базе СОЮЗМОЛОКО?

АБ: Поймите: то, как объединяться, это технический вопрос. Вопрос в том, что должна быть готовность и желание работать в целом в интересах отрасли. К сожалению, есть вопросы, которые пока достаточно сложно согласовывать. Хотя… У СОЮЗМОЛОКО есть большой плюс: мы прошли достаточно большой путь выстраивания правильных взаимоотношений между производителями сырья и переработчиками. Это очень большие антагонисты, потому что, когда зарабатывают одни – теряют другие и наоборот. Мы неплохо понимаем, насколько даже в ситуации разных интересов важна консолидированная позиция. Именно поэтому мы как никто другой абсолютно поддерживаем идею, что в секторе, наверное, должна быть одна организация, которая бы отстаивала интересы отрасли.

DN: Последний вопрос задам. Артем, как Вы пришли в молочную отрасль?

АБ: Случайно.

DN: Вы в СОЮЗМОЛОКО года три?

АБ: Четыре.

DN: А до этого вы тоже были с молочной индустрией связаны?

АБ: Очень относительно. Ранее я три года был советником министра сельского хозяйства Елены Скрынник (министр сельского хозяйства РФ с 2009 по 2012 год). До этого 12 лет занимался управленческим консультированием. У меня были проекты, связанные с молоком, с разработкой планов создания молочных мегаферм, перерабатывающих предприятий.

DN: Какие ближайшие планы у СОЮЗМОЛОКО?

АБ: Если говорить о краткосрочных планах и не брать вещи глобальные, то, наверное, у нас в ближайшие несколько месяцев три ключевых приоритета. Первое: нам все-таки нужно решить вопрос с интервенциями. Понятно, что здесь не все зависит от нас. Но мы, по крайней мере, приложим к этому все усилия.

Вторая задача – это дорожная карта по племенному животноводству. Мы все-таки потратили много сил, времени и денег на разработку этой программы, сделали хороший качественный документ, который можно брать за основу, - это очень важно. И третья задача – она носит среднесрочный характер. Мы приложим все усилия, чтобы молочная отрасль финансировалась из государственного бюджета более прозрачно. Два года мы жили по правилам, когда было выделено 6 отдельных строк господдержки. И, я считаю, это было очень большой плюс, даже несмотря на то, что в 2015 году объем поддержки сократился по сравнению с 2013 в два раза. Но то, что были свои строки, - это для инвесторов было очень хорошим сигналом. Они понимали на что и когда они могут рассчитывать. То, что изменились правила поддержки в этом году, и теперь никто не понимает, какой объем идет на какой сектор, - это очень большая проблема. Для нас как для союза очень важная задача решить вопрос по объемам поддержки. Тем более сейчас начинается процесс по формированию бюджета.

Если смотреть на среднесрочную перспективу до конца года, то еще четвертая очень важная задача – вопрос электронной ветсертификации. С моей точки зрения, это принципиальный вопрос. Мы понимаем, что бизнес не готов к внедрению полноценного ЭВС в каком бы то ни было виде с 1 января 2018 года, - и у нас стоит задача перенести сроки внедрения электронной ветеринарной сертификации.

DN: На Ваш взгляд, когда отрасль будет готова к электронной ветеринарной сертификации?

АБ: Я считаю, что процесс должен быть поэтапным. На первом этапе нам нужно внедрять систему идентификации. Если мы не посчитаем всех животных, если мы не скажем, чем они болеют, - все остальное бесполезно.

Вторая важная задача – перевести в электронный вид бумажные сертификаты. Поверьте мне, это очень длительная и очень сложная задача. Я думаю, что она тоже займет как минимум несколько лет. После того, как мы все это сделаем и поймем, что это все отлично работает, нам нужно оценить необходимость и целесообразность внедрения ЭВС на те продукты, которые раньше не подлежали ветеринарной сертификации. Нам сейчас говорят, что это будет бесплатно, что это не потребует никаких затрат и даст дополнительную прозрачность. Окей, если система будет работать в электронном виде у тех, кто уже сейчас это делает, можно попробовать этот опыт трансформировать на переработку. Может быть действительно что-то получится. Пока есть ощущение, что нет. Это должен быть отдельный пилотный проект, где мы оценим то, что будет происходить. Когда мы 100% сырья сможем поставить по документам в электронном виде, дальше вопрос будет только в заводе и дальнейшей цепочке. Это следующий, третий этап. Четвертый этап - по итогам пилотного проекта: мы должны принять решение, нужно ли нам двигаться дальше и внедрять ЭВС или признать ее нецелесообразность. Если серьезно подходить к этому процессу, то, с моей точки зрения, это займет минимум 4-5 лет. Вы должны понимать, если вы когда-нибудь сталкивались с внедрением серьезной информационной системы на крупном предприятии, я уже не говорю в холдинге, что это отнимает огромное количество времени. Будут уходить не месяцы, а годы. Здесь же мы пытаемся внедрить информационную систему в отрасли с выручкой в триллионы рублей. Если мы рассчитываем, что сможем это сделать в течение полугода, то это, как минимум наивно.

30.01.2024
В России наметилась устойчивая тенденция сокращения поголовья коров: их количество снижается ежегодно, а в 2023 году достигло исторического минимума. The DairyNews обсудил с экспертами отрасли причины уменьшения молочного стада в России. Участники рынка поделились мнением о происходящем и рассказали, как избежать катастрофических последствий для производства молока, молочных продуктов и говядины.
Читать полностью