Грудинин: Инвестиции в сельское хозяйство остановились
П. ГРУДИНИН: Здравствуйте! Уборочная пока неопределённо, потому что были дожди, и мы сидели и ждали у моря погоды. Сейчас уже третий день дождя нет, и мы начали убирать лук и картошку. Сейчас главное – погода, потому что урожай хороший, но из-за того, что погодные условия нас не радовали, мы сейчас все находимся в ожидании чуда. Когда будет хорошая погода, тогда и будет урожай. Хотя с капустой уже не повезло. Те, кто посадил российские сорта, проиграли, потому что импортные сорта более устойчивые к бактериозу.
И. ИЗМАЙЛОВ: А они сами по себе устойчивы или у них ген жабы?
П. ГРУДИНИН: Я не знаю, какой у них там ген, но они не поражаются бактериозом. А это такое заболевание, которое, к сожалению, никакими химикатами не выведешь. Если сорт неустойчив к бактериозу, то его нужно убирать сейчас. Хотя капусту вообще убирают через месяц. Но мы вынуждены убирать её сейчас, порядка 10 гектаров, а всего в совхозе 50. Поэтому урожай будет, но не такой хороший, как бы нам хотелось.
И. ИЗМАЙЛОВ: То есть это капуста ГМО?
П. ГРУДИНИН: Нет, есть просто устойчивые сорта. Есть, например, яблоки сорта «Мельба», они очень вкусные, но, к сожалению, неустойчивые к парше. А есть брянские и орловские сорта, которые устойчивые к парше, и никаких проблем с ними нет. Это просто качество сорта такое.
И. ИЗМАЙЛОВ: То есть вы до конца сезона всё уберёте, а что будете делать зимой?
П. ГРУДИНИН: Будем перерабатывать то, что убрали. Мы работаем как плодоовощная база. Мы всё кладём на хранение в большие холодильники. Мы можем положить на хранение 15 тысяч тонн плодоовощной продукции. А потом начинаем её дорабатывать, мыть и развозить по магазинам. Знаете, какая сейчас цена на картошку? 6–7 рублей. Но если мы продержим её 2–3 месяца, то цена, конечно, вырастет, потому что как только начинаются морозы, цена на овощи увеличивается в разы. То же самое с яблоками. Мы сейчас заготавливаем сок, а фасовать его будем уже зимой. В общем, сейчас идёт работа по заготовке сырья, а уже потом будет переработка и продажа.
И. ИЗМАЙЛОВ: Вспомнились поздние годы прошлого века, когда говорили о том, что была проблема с хранением урожая, складами. Сейчас есть какие-то собственные разработки? Можем ли мы достойно хранить урожай?
П. ГРУДИНИН: Те технологии, которые сейчас применяет Запад, были разработаны у нас.
Готовы ли мы хранить урожай не так, как 25 лет назад? Нет, не готовы. Потому что даже бывший заместитель министра сельского хозяйства Юрьев говорил о том, что у нас пропадает 50% плодов и 30% овощей прямо там, где производится. Мы ничего не изменили. Нам, как европейцам, надо было вложить большие деньги в новые технологии хранения. Мы этого не сделали. И поэтому мы можем много произвести, а вот хранить не можем. Сейчас много товара, который нужно быстро продать, поэтому цена на овощи и картофель 6–8 рублей в опте, а вот через 2 месяца вы увидите, как резко вырастут цены.
И. ИЗМАЙЛОВ: А в чём проблема? Это дорого? Вот выезжаешь за МКАД, видишь там огромные логистические центры, их строят и строят.
П. ГРУДИНИН: Склады и хранилища – это большая разница. Поляки, например, 70% стоимости каждого склада компенсировали фермеру. Поэтому фермеры стали строить много складов и производить яблоки. Если ты точно знаешь, что ты это не продашь или продашь дёшево, то, конечно, ты не будешь производить. Если же ты поймёшь, что у тебя есть инвестиции для того, чтобы построить склады, чтобы потом дорого продавать, то ты начнёшь этим заниматься. Но для этого нужны инвестиции. А если вам поставили 26% годовых, то это инвестиции, которые можно отбить только наркоторговлей.
И. ИЗМАЙЛОВ: Вы имеете в виду кредит?
П. ГРУДИНИН: Да. А свободных денег же у фермеров нет. Им дай бог расплатиться с предыдущими долгами. Сейчас долг сельского хозяйства России больше 2 трлн рублей. Это больше, чем весь валовый продукт, который мы производим за год. Поэтому нужны такие же программы, как в Польше – когда ты вкладываешь деньги, но большую часть тебе возвращает государство, если ты это сделал.
И. ИЗМАЙЛОВ: Что-то можно сказать о первых шагах Ткачёва в сельском хозяйстве? Вы с ним встречались?
П. ГРУДИНИН: Да, встречались. Но мы не видим решений правительства. Один из членов правительства ничего не решает. Если вы помните, антикризисный план правительства был одобрен Думой, президентом, но в результате из 50 млрд, которые были там указаны, мы получили как будто 35. А на самом деле 10 из этих 35 получил «Россельхозбанк», который показал убыток. И сколько бы Ткачёв ни говорил правильных вещей, на самом деле в правительстве разговоров много, а принятия решений нет. Вы же слышали, что они опять перешли на одногодовое планирование с трёхгодового. При этом планировании никто не может построить план на 6 месяцев. Тем более что у нас вообще искажённый принцип принятия решений в правительстве. Министр сельского хозяйства, министр промышленности и торговли, министр социального блока могут говорить всё, что угодно, а Минфин скажет, что денег нет. И даже если премьер-министр что-то начнёт говорить, скажут, что деньги не дошли. Так случилось с проектным финансированием. Потому что они говорили, что будут отбирать и финансировать проекты, а в результате проектов как будто нет. Но они же ничего не финансируют. В области сельского хозяйства все инвестиции остановились. За 9 месяцев этого года в сельское хозяйство поступило всего 1,5 тысячи тракторов. Можно говорить что угодно об успехах в сельском хозяйстве, но если сельхозпроизводитель не покупает технику, это значит, что идут только разговоры. А вот статистика – вещь упрямая. Если инвестиций нет, денег у крестьян нет, техники нет, сколько бы правительство ни рассказывало об успехах по телевизору, ничего не увеличилось. И вот тут надо понимать, что не только лучше не стало, а даже хуже становится. Мы находимся в ожидании того, что государство начнёт оказывать нам помощь – снизит налоги, уменьшит тарифы, даст инвестиции, которые нужно будет отдавать не за 8 лет, а за 30–40, как в Европе, и далеко не под 26% годовых. Я приехал к немецкому фермеру, он мне рассказал, что он получил кредит на 10 лет под 1,6% годовых. Как я выиграю с ним конкуренцию, когда у него процент 1,6, а у меня – 26? Какая экономика может подобное выдержать?
И. ИЗМАЙЛОВ: Означает ли это то, что неважно, кто возглавляет Министерство сельского хозяйства, пока не изменится общий вектор?
П. ГРУДИНИН: Пока не изменится экономическая политика правительства в целом, пока не уберут административные барьеры, конечно, ничего не произойдёт. Вы какого угодно человека поставьте командовать совхозом, но если у него не будет денег, то он вам ничем не поможет. Должен быть бюджет прежде всего. У нас бюджет сокращается, а министр может бросать какие угодно лозунги. Если мы будем меньше есть, то, может быть, мы себя и накормим когда-нибудь.
И. ИЗМАЙЛОВ: Вы, наверное, знакомы с теми тезисами Глазьева, которые стали известны через «Коммерсантъ». На Ваш взгляд, настало сейчас время для того, чтобы принципиально что-то менять? И в какой степени предложения Глазьева, на Ваш взгляд, сработают? В какой степени они сегодня могут стать альтернативой? Вы бы воспользовались этими рецептами?
П. ГРУДИНИН: Некоторыми бы воспользовался. Потому что, например, необходимость заставить экспортёров продавать валютную выручку – это тот механизм, которым воспользовался Евгений Примаков в 98-м году. Он существенен для нас. Стабилизация курса – тоже. Недавно нас, аграрных экспертов, приглашали в Центробанк, и мы беседовали с Ксенией Юдаевой. Там один бизнесмен одного из аграрных союзов спросил: «Скажите в конце концов, какой будет доллар?»
И. ИЗМАЙЛОВ: Вы думаете, они знают?
П. ГРУДИНИН: Они – регулятор, который обязан это знать.
И. ИЗМАЙЛОВ: Они – наблюдатели.
П. ГРУДИНИН: Нет, в том-то и дело, что в Конституции записано, что они – не наблюдатели. Именно они отвечают за стабильность курса, за рубль. Хватит уже наблюдать, надо что-то делать. Глазьев хоть какой-то вариант предложил, который можно обсуждать. Правительство же ничего не предлагает. Они как будто сидят и ждут, когда через два года станет легче, как пообещал президент. Я могу точно сказать, что в декабре будет мороз, и легче не станет. Правительство должно понимать, что если они будут бездействовать, то рано или поздно всё будет очень плохо.
Некоторые предложения Глазьева я бы сразу поддержал, некоторые пусть обсуждают экономисты. В любой ситуации есть плюсы и минусы. Это как лечение: вы можете сидеть и ждать, когда аппендицит сам рассосётся, но, скорее всего, придётся резать. Да, будет кровь, будет больно, но организм выживет. А если вы будете сидеть и ждать, то, скорее всего, вы умрёте.
И. ИЗМАЙЛОВ: А что ещё Юдаева говорила?
П. ГРУДИНИН: Она больше слушала. В ЦБ сейчас новый аналитический центр, который хоть как-то должен прогнозировать, что будет происходить. И она слушала экспертов аграрного сообщества – мясного союза, молочного союза, зернового союза, союза производителей овощей и картофеля. И все ей рассказывали, что происходит на самом деле.
И. ИЗМАЙЛОВ: Что нужны кредиты?
П. ГРУДИНИН: Один из представителей говорил, что, если тарифы не стабилизируют, сколько угодно можно нам давать денег, мы переложим их из одного кармана в другой. То есть нам дают деньги, тариф увеличивается, мы эти деньги перечисляем производителям электричества, например. Почему многие тепличные предприятия строят свои электростанции на газу? Потому, что, во-первых, электричество недоступно по цене и, во-вторых, за подключение нужно заплатить вперёд. Что это за экономика? Какой смысл в этом всём? Заложите это в тариф. Почему-то в Китай наша энергия поставляется по 60 копеек, а бедным крестьянам – по 6 рублей. Хочешь – плати, не хочешь – не плати. Как можно развивать производство, если у тебя такие грабительские цены? Или, например, сейчас во всём мире продовольствие в цене падает. С 2008 года таких низких цен не было. Потому что солярка подешевела во всём мире из-за цены на нефть, особенно у крестьян. А у нас она дорожает. Что это за экономика? С одной стороны, все плачут, что нефть упала в цене, а с другой стороны – бензин не дешевеет. А в других странах дешевеет.
И. ИЗМАЙЛОВ: И что на это сказала Юдаева?
П. ГРУДИНИН: Она слушала. Она же отвечает за другое – за денежную политику. Это была дискуссия.
Президент говорил: «Мы будем понижать налоги, давать бизнесу больше возможностей, снимать административные барьеры». И одновременно происходит изменение Кодекса по административным правонарушениям, по которому теперь любую цистерну могут остановить гаишники и выписать штраф до 500 тысяч рублей за то, что нагрузка на ось посчитана, как им надо. Они даже не поняли, что ходит огромное количество цистерн, которые не подходят под эти нормативы. Цистерну наполовину заполнить нельзя, она перевернётся. Её можно заполнить либо целиком, либо возить пустую. Но этого как будто никто не знает. Теперь каждую такую машину можно остановить и выписать штраф в 500 тысяч, причём не только тому, кто владеет цистерной, но и тому, кто перевозит груз. В результате получается, что с одной стороны говорят, что облегчат жизнь бизнесу, а с другой – её только ухудшают.
Или я тут ещё услышал, что теперь в России стало легче строить. Осталось только 93 согласования для того, чтобы начать строительство. У нас фермер должен пройти огонь, воду и медные трубы для того, чтобы построить какой-нибудь животноводческий комплекс. У американского фермера проходит три месяца от принятия решения до начала строительства. А у нас – 2 года. Это расчёт Минстроя. Какие же мы конкурентоспособные на мировом рынке, если у нас такая ситуация? Мы уже на протяжении долгих лет говорим одно и то же: для того, чтобы нам стать конкурентоспособной державой, нужно изменить подходы. А у нас чиновник, пока ему не принесут взятку, остановит любой национальный проект, чтобы получить немного денег.
И. ИЗМАЙЛОВ: По поводу статистики. Производство легковых автомобилей в России за 8 месяцев упало на 26%. Промпроизводство упало за 8 месяцев на 3,2% по сравнению с прошлым годом. Происходит значительное падение в отрасли стройматериалов. Существенный рост продолжают пока что показывать те отрасли обрабатывающей промышленности, где происходит импортозамещение из-за продовольственного эмбарго. Производство мяса, за исключением птицы, выросло в августе на 17,5%. Сыры также растут, на 25% с начала года. Здесь вопрос: за счёт чего? Вы сыры не делаете?
П. ГРУДИНИН: Это глупость какая-то. Производство молока в России падает, но производство сыра растёт. Сыр и сырные продукты – это большая разница. Но в статистике Росстата это укладывается в одну строчку. Поэтому мы ввезли больше пальмового масла и произвели больше сырных продуктов, которые Росстат называет сырами. Но это кого-то радует? Нет.
И. ИЗМАЙЛОВ: А мясо?
П. ГРУДИНИН: С мясом ситуация интересная. Свиноводы начинают больше производить мяса. Каким образом можно это делать? Когда у тебя убрали с рынка всех конкурентов, ты вроде как производить начал больше. Но тут тоже лукавая статистика: если вы найдёте африканскую чуму свиней у фермеров вокруг крупного холдинга, они сразу всех своих свиней зарежут. Если они это мясо ещё, не дай бог, сдали на техническую переработку, то производство мяса в России увеличится. Долгое время у нас производство говядины увеличивалось. Знаете, почему? Дойных коров резали, потому что было невыгодно производить молоко, и они уходили в мясо. Кого-то может радовать такая статистика?
Один английский фермер спрашивал президента: «Владимир Владимирович, Вы верите в эту статистику? Она же не отражает реального положения дел».
И. ИЗМАЙЛОВ: Падение-то она вполне хорошо отражает.
П. ГРУДИНИН: Тоже нехорошо. Я думаю, что тут всё гораздо серьёзнее и сложнее. У государства основная задача – чтобы продовольствие было доступно. Сейчас люди стали покупать больше или меньше продуктов?
И. ИЗМАЙЛОВ: Вряд ли больше.
П. ГРУДИНИН: Конечно. Получается, что мы скоро достигнем всего импортозамещения и продовольственной безопасности по одной простой причине – меньше стали есть.
Существует самая главная проблема – люди получают сейчас гораздо меньше доходов, чем год назад. Конечно, они начинают экономить. Представляете, 60% населения весь свой доход тратит на еду и на ЖКХ. И как только у них снижаются реальные доходы, они перестают покупать качественные продукты, потому что если вы производите качественный продукт, то он дороже, чем некачественный. Получается, люди покупают вместо сыра сырный продукт, вместо мяса – какие-то субпродукты. И из-за этого производитель качественной еды теряет покупателя. И одновременно с этим у него повышается себестоимость, потому что ты можешь произвести 100 тонн картофеля, а можешь только 10, но себестоимость у тебя одна. Всё нужно купить, поле нужно обработать, без этого никуда. И возникает ситуация, когда себестоимость начинает быть выше, чем продажная цена. А это приводит к банкротству. Потому что если нет спроса, зачем тогда производить? Я прекрасно понимаю, что государство должно сказать: «Мы вам гарантируем, что, сколько бы мы ни строили эфемерных замков, у жителей нашей страны реальные доходы будут такими же или больше». Тогда пенсионеры смогут купить не сырный продукт из пальмового масла, а сыр, не заменитель молока, а реальное молоко, которое, естественно, должно быть дороже. Помните, американцы рассказывали о том, что раздают малообеспеченным талоны на еду?
И. ИЗМАЙЛОВ: Зачем нас с американцами сравнивать?
П. ГРУДИНИН: Нас вообще ни с кем нельзя сравнивать. Мы же великая держава, мы вроде всё можем, но почему-то не производим. А может быть, нам всё-таки взять лучший пример и поддержать покупательный спрос населения? Я тут недавно прочёл, что стали хуже кормить в детских садах. Если вы ребёнка хуже кормите в детском саду или школе, то он становится не совсем здоровым. Тогда ты начинаешь тратить деньги на здравоохранение – которых, кстати, тоже нет. Так, может быть, сначала начнём кормить? Я прочёл, что если ребёнок в школе плохо ест, то он плохо усваивает материал. И какой тогда интеллектуальный продукт он сможет произвести? Мы как-то говорили о том, что президент сказал, что к 2020 году у нас будет 25 млн модернизированных рабочих мест. Это с теми детьми, которые сейчас недоедают в школе? Может быть, нам поменять всё-таки структуру питания в детских садах? Дайте нам госзаказ на производство качественной продукции для детских садов, школ, домов престарелых. Мы хоть их накормим. На благие цели можно деньги найти. А то кто-то покупает «Мерседесы» и повышает зарплату чиновникам, а кто-то голодает. Это мне не совсем понятно.
И. ИЗМАЙЛОВ: А Вы не хотите грибы выращивать?
П. ГРУДИНИН: Не хочу.
И. ИЗМАЙЛОВ: Сегодня Воробьёв показал новые комплексы производства шампиньонов. Он заявил: «Мы делаем особый акцент на поддержку высокотехнологичных отраслей сельского хозяйства. В России 95% грибов закупается за границей. Сегодня Подмосковье обеспечивает себя продукцией на 21%, на уровне 5 тысяч тонн. В следующем году мы планируем увеличить объём в два раза». С грибами тоже всё плохо?
П. ГРУДИНИН: Я понимаю, что никаких реальных последствий у этого заявления не будет. Да, кто-то закончил инвестиционный цикл, взял кредит и построил какую-то грибницу. Вопрос первый: у него по такой цене будут грибы покупать или нет?
И. ИЗМАЙЛОВ: Дорого?
П. ГРУДИНИН: Да, грибы – это довольно дорогое удовольствие. И какую бы новую технологию вы ни применили, она, к сожалению, будет импортной. Отечественных технологий для производства грибов нет. И население, может быть, и купит. Но поскольку меньше народа стало ходить в рестораны, то дорого он это, скорее всего, не продаст. А грибы по 1000 рублей за килограмм будут недоступны большинству граждан. Тогда он, скорее всего, разорится. Тем более что на рынке он остался один. Но главная проблема – почему не стали ввозить. Есть статистика, которая показывает, что даже те страны, которые не попали под санкции, такие как Турция, Китай, тоже уменьшили товарооборот с Россией. Потому что курс у нас такой, что экономически невыгодно в бедную страну ввозить по таким ценам продовольствие. И мы достигли импортозамещения не потому, что мы стали больше производить, а потому что стали меньше есть. Есть Потёмкинские деревни, а есть реальная жизнь. Кто-то может начать выращивать бананы, построит теплицу на одном гектаре, пригласит губернатора, тот приедет, и ему будут рассказывать о том, что в ближайшее время мы увеличим количество произведённых бананов в десятки раз.
И. ИЗМАЙЛОВ: Так всё-таки в Подмосковье в сельском хозяйстве есть какие-то продвижения?
П. ГРУДИНИН: Есть другие способы проверить. Если, например, министр сельского хозяйства сказал: «Наши крестьяне за прошлый год купили 200 тракторов, а в этом году – 2000, потому что мы больше распахали земли. Мы вводим новые земли, поэтому у крестьян появились деньги для того, чтобы купить новую технику». Но я повторяю, что за весь год Россия купила полторы тысячи тракторов. Московская область чуть больше, чем вся Россия, но гораздо меньше, чем в 2008 – 2009 годах. Поэтому разговоры о поднятии сельского хозяйства должны реально подкрепляться какими-то статистическими данными. Пока, кроме пиара, мы ничего не видим. Потому что те 500 рублей на гектар, которые выделяет подмосковное правительство – это мёртвому припарка. Вы знаете, что на пиар Воробьёва правительство тратит 5 млрд, а на сельское хозяйство – 3? Причём туда входят все меры поддержки, в том числе и процентные ставки банков, которые на самом деле поддержкой не являются. И поэтому приоритеты все в бюджете. Откройте бюджет Московской область и вы увидите, что денег они больше тратят на вертолёты, на покупку каких-то дорогих значков и так далее. Мне понравилась ситуация, когда лес сажают. Вообще-то лес так не сажают.
И. ИЗМАЙЛОВ: Почему?
П. ГРУДИНИН: Потому что не сезон сейчас. Весной ёлки сажать лучше. Поэтому весь пар ушёл в свисток. Сколько из этих 1,6 млн саженцев выживет, посмотрим весной. Мы сажаем сады и знаем, что это такое. Растения не терпят такого отношения: раскопал-бросил. Это наука, между прочим. А тут куча людей с лопатами вдруг решила проблему. Конечно, пиар – это великая вещь. Ещё Людовик XVI говорил: «Главное – не быть, главное – казаться». Но специалисты видят, что происходят, поэтому в сельском хозяйстве пока реальных сдвигов в лучшую сторону я не увидел.
И. ИЗМАЙЛОВ: Давайте несколько слов про Якунина скажем. Он отказался сегодня от сенаторства. Что происходит, на Ваш взгляд?
И по поводу Николая Фёдорова, который, возможно, станет вице-председателем Совета Федерации. В чём ценность Совфеда?
П. ГРУДИНИН: Я помню эту историю, когда Зубков был премьер-министром, Сердюков сказал: «Я не хочу быть министром обороны», но потом по телевизору разыграли целую «мыльную» оперу, после которой Сердюков всё-таки стал министром. Сначала кто-то говорит, что Якунин будет членом Совета Федерации, потом кто-то говорит, что не будет. Это – тоже мыльная опера, а мы все на это ведёмся. Тут обсуждать нужно другое – куда идёт страна, какие у нас будут перспективы развития. Совет Федерации – это палата регионов. Какое отношение Якунин имеет к Калининградской области? Примерно такое же отношение имеет Фёдоров, работающий в Чувашии, к какому-то региону, в котором вообще не знают, кто такой Фёдоров, но почему-то его выдвинут. И он сразу, ничего не зная, станет зампредом палаты регионов.
И. ИЗМАЙЛОВ: В какой степени представитель Московской области в Сенате представляет интересы?
П. ГРУДИНИН: У нас их два. Один от Думы, другой от губернатора. Первый – Лидия Антонова, которая долгое время проработала заместителем председателя правительства, а до этого была министром образования. А другой – Дмитрий Саблин, который был советником Бориса Громова, а после – депутатом Госдумы. Потом произошла рокировка.
У меня такое впечатление, что палата регионов не выполняет своих функций. Потому что если существует такой бюджет, где 80% регионов дотационных, и у них отбирают все деньги, то почему эта палата регионов до сих пор не застрелилась? Причём Евгений Примаков в одном из последних выступлений по антикризисной программе говорил о том, что давайте наведём порядок, сформируем бюджет так, чтобы 50% всех доходов оставалось в регионах. Надо дать возможность регионам дышать. А у нас другая ситуация. Причём это всё заложено в бюджете и в других законах, которые принимает палата регионов. Поэтому им нужно поменять либо свою политику, либо место работы. Интересы регионов совершенно не те, о которых они говорят. У нас же палату регионов формируют не люди, а губернаторы или областные думы, а они, к сожалению, голосуют не за тех, которые в регионе живут и всю жизнь им занимались. Кстати, в этом отношении Московская область ещё, слава богу, в лучшем положении. Потому что они хоть никакого Якунина не послали. Они послали людей, которые всю жизнь крутились во власти, попали в Совет Федерации, получили неприкосновенность и теперь там рулят. Реально им нужно выступать в интересах Московской области, а не в интересах правящей партии какой-то. И не штамповать эти бездарные законы, о которых много говорят, но пока они такие, какие есть.
И. ИЗМАЙЛОВ: Москва предлагает помочь Минску в ускорении присоединения к ВТО. Куда приведёт это присоединение Минск?
П. ГРУДИНИН: Мы так вступили в ВТО, что нам лучше никому не помогать. Потому что если Минск на тех же условиях, что и мы, туда вступит, то ему хана. Фактически все отрасли попали под удар, кроме одной – банковской. Мы пустили сюда всех, кроме одного – иностранного капитала, который финансировал банки под 3 – 5% годовых, а они нам передавали эти деньги под 15%. Как только санкции ввели, они стали кричать, что американцы и европейцы не дают им дешёвых денег, чтобы они дорого отдавали их бизнесменам. Минск, я думаю, более прагматичен. Но даже добившись 9 млрд долларов прямой поддержки сельского хозяйства, мы платили 4,5 млрд своим крестьянам, а теперь вообще меньше 3 млрд. И если Минск пойдёт на таких условиях, то я не завидую крестьянам Белоруссии.
И. ИЗМАЙЛОВ: «Храните ли вы продукты в газовой среде, и какой вред от этого?» – спрашивает слушатель.
П. ГРУДИНИН: Нет, мы не храним в газовой среде. Хотя инертный газ позволяет хранить продукцию до года и более. Это – достаточно дорогая технология, и мы пока не имеем на неё денег. Но весь мир пошёл по этой технологии. Если вы покупаете яблоки не в сезон, то они обязательно лежат в газовой среде.
И. ИЗМАЙЛОВ: Примем звонок. Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Вы не рассматриваете в своём хозяйстве увеличение производства тех продуктов, которые менее затратны в хранении? Например, репы.
П. ГРУДИНИН: Вопрос в другом. Вы видели, как «много» потребляют репу в России? Она имеет низкое качество продажи. Однажды мы произвели капусту брокколи, но никто её не купил, и мы её запахали. Мы производим то, что пользуется спросом, так называемый «борщевой набор».
И. ИЗМАЙЛОВ: Я, например, в сетевых магазинах перестал брать огурцы и помидоры. У них нет запаха, вкуса. Я подозреваю, что наши дети уже будут думать, что помидор – это продукт из сказок.
П. ГРУДИНИН: Это продукт новейших технологий, когда на гидропонике без применения грунта для вас производят что-то похожее на огурец. Если вы захотите хороших огурцов, это довольно дорогое удовольствие. Поэтому разница между тем, что произведено гидропоникой, и тем, что называется натуральным огурцом, огромная. Если вы захотите хороших огурцов, в сезон приезжайте к нам – накормим.
И. ИЗМАЙЛОВ: Но страну-то не накормите.
П. ГРУДИНИН: Почему? Ведь крестьян же много, дайте только возможность. Поэтому репа – это прошлое. Рынок диктует то, что нужна картошка, капуста, свёкла, лук.
И. ИЗМАЙЛОВ: Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. А есть какие-то ваши фирменные магазины?
П. ГРУДИНИН: Мы продаём свою продукцию на ярмарках.
И. ИЗМАЙЛОВ: Решился этот вопрос?
П. ГРУДИНИН: Нет, Москва так и не отреагировала. Вы видите, почему сейчас в Москве нет арбузов? Потому что они этой системой убили прямую продажу между производителем и покупателем. На ярмарках выходного дня одни перекупщики. Я вхожу в Картофельный союз, мы написали письмо в мэрию о том, что надо что-то делать. А они ответили, что у них всё хорошо. Правда, из 10 тысяч мест на рынках выходного дня 3 тысячи свободно и перекупщиков много, но они будут продолжать в этом же направлении. Поэтому мы продаём продукцию на ярмарках Московской области. 4-го числа в нашем совхозе будет ярмарка.
И. ИЗМАЙЛОВ: «В «Ашане» продаётся 4 сорта сыра, якобы произведённого вами. Это действительно ваш сыр?» – спрашивает слушатель.
П. ГРУДИНИН: Нет, не наш. Надо внимательно читать, там написано: «п. (посёлок) Совхоза имени Ленина». К этому сыру мы отношения не имеем.
И. ИЗМАЙЛОВ: 98% слушателей вас поддерживают, 2% нет. Спасибо!
