Интервью с Юрием Середневым, собственником и генеральным директором ОАО «Агрофирма «Заря»

Источник: The DairyNews
The DairyNews побеседовало с собственником ОАО «Агрофирма «Заря» Нижегородской области Юрием Сергеевичем Середневым о развитии хозяйства, перспективах, проблемах АПК и молочного производства, а также преемственности в сельском хозяйстве и о том, почему государство должно регулировать ценообразование на сельхозпродукцию.
Интервью с Юрием Середневым, собственником и генеральным директором ОАО «Агрофирма «Заря»

DN: Юрий Сергеевич, расскажите, пожалуйста, о Вашем хозяйстве, какие особенности присущи именно Нижегородской области?

ЮС: Мы находимся в средней полосе России, поэтому каждый новый год является для нас сюрпризом – и это главная особенность. Бывают очень хорошие года: нужная температура, своевременные дожди; а бывают года, когда все не так. А наша задача в любых условиях получать запланированный результат.

DN: Расскажите об истории становления хозяйства, почему Вы пришли в сельское хозяйство и не побоялись в нем остаться?

ЮС: Деревня, в которой мы находимся, появилась в 30-40 годы прошлого века. Местный житель, Кундик Иван Кондратьевич, имевший звание Героя Социалистического Труда, возглавил существующее на тот момент хозяйство. С этого времени началась новая веха в истории предприятия.  После сменилось еще несколько руководителей.

В 2004 году, по просьбе главы района, руководство хозяйством принял мой отец, потому что имел колоссальный опыт: всю свою жизнь он связал с сельским хозяйством; был руководителем в «Каменках» (хозяйство в Богородском районе). Когда он пришел в Зарю, хозяйство находилось в предбанкротном состоянии, перед ним была поставлена задача – спасти предприятие, с чем он прекрасно справился. В 2010 год ему предложили попробовать себя в другой сфере, и с этого момента управлять хозяйством начал я. Перешло ко мне оно уже без кредитов и долгов, крепко стоящим на ногах. В то время оно называлось СПК колхоз «Заря». В 2012 году я начал строительство молочного комплекса на 1200 голов дойного стада, в 2013 году мы запустили первую очередь, в 2015 году вторую очередь. На сегодняшний день предприятие увеличило валовое производство молока в 2 раза по сравнению с 2010 годом, увеличилась в разы выручка и зарплата работников. И это всё дело уже моих рук, и это приятно.

DN: Вы полностью перестроили этот комплекс?

ЮС: Это абсолютно новый комплекс на новой площадке (здесь было поле). Все «старое» осталось на месте: помещения, которые возможно реконструировать, мы реконструируем; «старый» коллектив работает на своих местах по-прежнему. В новый комплекс я никого из «старого» коллектива не брал, потому что это вопрос устоявшегося менталитета. Крайне сложно «перевоспитать» работников, привыкших работать по-другому. На данный момент, все складывается удачно: они там работают, ферма приносит прибыль.

DN: Каких показателей удалось достичь на ферме: поголовье, надои?

ЮС: Надои у нас – 8500 кг на голову, поголовье на этой площадке – 1100 дойного стада, общее поголовье – чуть более 2000 животных.

DN: Существует ли господдержка для вашего региона? Пользуетесь ли Вы ей?

ЮС: Стимулом построить этот комплекс, как раз, и была та программа, которая существует сейчас у нас в Нижегородской области, – это компенсация части затрат на строительство животноводческих комплексов. Первая программа была неудачная, была сосредоточена на реализованном молоке: нам добавляли 3 рубля на литр к реализованному объему молока. Сейчас программа компенсирует часть затрат на скотоместо, в зависимости от того комплекса, который будет построен: на 200 голов, на 400 голов, на 600 голов или на 800 голов. Именно от этого зависит сумма компенсации. На сегодняшний день, за скотоместо дается примерно 120 тысяч рублей. И это уже правильно составленная программа, потому что по той программе я «доил» 10 тонн молока, и мне от этих 10 тонн прибавляли 3 рубля; а рядом со мной, в соседнем районе, «доили» 20 тонн молока. Ровно на одни и те же затраты (можно сказать, на один и тот же объект) они получили в два раза больше денежных средств.

Хотя, на тот момент, это тоже была возможность что-то поменять. Мы работали неплохо, но никаких грандиозных планов и перспектив не предвиделось. Фермы были старые и приходили в упадок. Рассчитывали, что еще 5-10 лет коллектив проработает, но на замену вряд ли кто-то придет. Поэтому и приняли решение строиться, это был единственный шанс быть конкурентоспособным и в будущем. Ведь вся моя еще небольшая жизнь связана с сельским хозяйством, и другого бизнеса у нас нет. Вот, как раз, и ответ на вопрос о том, почему я связался с сельским хозяйством, – я другого варианта просто не видел и не знал ничего другого. Программа поддержки сейчас есть, но нет денег, бюджет пустой. Раньше были хоть какие-то поддержки, сейчас они значительно снизились. Лозунг о том, что сельское хозяйство в приоритете, остается только лозунгом для нас. Ничего конкретного мы не видим. Возможно, деньги направлены на поддержку банковского сектора, чтобы он нас кредитовал на льготных условиях, но до нас они не доходят. Например, в 2014 году мы получили из бюджета по разным программам около 80 млн. поддержки, в 2015 году – около 40 млн., в 2016 году – около 20 млн., в 2017 году – около 15 млн. Но я уже перестроился и на эти деньги не надеюсь, надеюсь только на себя.

DN: Получается, что развитие молочного бизнеса возможно без господдержки?

ЮС: Возможно при наличии адекватной цены на нашу продукцию. Думаю, многие поддержат меня: нам не нужны субсидии, дотации, компенсации; нам надо знать наперед сколько наша продукция будет стоить, и чтобы это цифра была достойная; тогда нас не надо будет уговаривать, придумывать механизмы стимулировать нас. Мы сами столько сколько нужно,  и даже больше. Одним словом, накормим всех и ещё останется для продажи.

Требуют же от нас большие урожаи, а большие урожаи невозможны без больших денежных вливаний.  И мы сделали эти вливания, а зерно в итоге стоит 4 рубля. Здесь либо повезет, либо не повезет. Именно поэтому я и перестал заниматься картофелем. Что это за бизнес: вкладываешь деньги и не понимаешь, продашь свою продукцию или нет, и по какой цене. Это абсурд. За последние 5 лет электроэнергия, дизельное топливо, затраты на запасные части (в основном, все используют импортное оборудование) выросли в разы; также, как и сложные удобрения: были по 15 тысяч за тонну, сейчас от 25 тысяч за тонну. Цены выросли буквально на все, но мы как продавали картофель за 5 рублей, так и продаем; как было зерно 4 - 7 рублей, так и есть. За это время мы научились выживать исключительно за счет рационального использования труда и снижения себестоимости, то есть возросла производительность труда. Цены же растут каждый месяц на 10 % буквально на все. Только наши цены не растут. Это вызывает возмущение.

Считаю, что, когда требуют строить комплекс и увеличивать производство, то должны гарантировать ценник и выкуп моей продукции. Я, в свою очередь, буду гарантировать качество и объем продукции, чтобы комплекс окупил себя и работал дальше.  Тяжело вести бизнес, когда я беру кредиты на 400 млн. рублей на 8 лет; 5 лет уже прошло, а мне еще 70 млн. рублей отдавать; хотя банк уже получил 400 млн. рублей и получает теперь сверх этого. Когда же я выйду на нулевую точку – это большой вопрос. В связи с этим многие стройки «стоят» или вообще не начинаются. Лучше пусть деньги лежат. Вот если бы создали благоприятные условия, многие бы использовали свои деньги, а не заёмные средства. Свои средства сейчас многие боятся использовать по ряду объективных причин: нет гарантий, нет никаких правил.

DN: Что же делать?

ЮС: Остается надеяться на возможность каких-то изменений в будущем: придет молодое прогрессивное поколение со множеством интересных идей. Лишь бы эта смена руководящего состава была направлена на раскрытие их потенциала, а не на бесспорное согласие по всем вопросам с верховной властью (пожилые руководители часто имеют свое собственное авторитетное мнение).

DN: Как Вы оцениваете перспективы внедрения электронной ветеринарной сертификации?

ЮС: До нас эта система пока не дошла, хотя о ней много разговоров, – парадокс! У нас много всего придумывают, но механизмы реализации не предоставляют. Например, в связи с новыми правилами я вынужден был поставить газовый распределитель на комплекс, оснащенный jps-модулем для автоматической отправки и обработки данных. Причем, его стоимость в несколько раз дороже обычного. В итоге, мы все равно должны снимать и отправлять показания вручную, потому что в контролирующей организации нет оборудования, способного принимать эти данные. Уже 4 года мы делаем все вручную (хотя имеем в наличии современное оборудование) и ждем, когда у них появится аналогичное оборудование.

Также и с электронной сертификацией. Много шумихи, но никто до конца не понимает, как это реализовать. В любом случае, бумажные носители остаются. Кроме того, еще надо обучить человека, предоставить ему кабинет, соответствующий определенным критериям. Вроде бы идея правильная, но все делается полумерами. Мы не против этого, но, как исполнить задуманное, они и сами не знают. Нужен понятный всем алгоритм действий. У меня крайне мало информации об этой системе.

DN: Какие проблемы существуют в производстве молока?

ЮС: Самая главная проблема – с увеличением надоев молока, мы очень быстро теряем поголовье; то есть наши знания, как увеличить надои, опередили те знания, как при этом сохранить здоровье животных.

Все стремятся к увеличению надоев. Мы же сейчас акцентировали внимание на качестве заготовки кормов. С этим сложности – это, наверное, самая большая проблема, связанная со множеством факторов: нехватка знаний, управленческие ошибки, недостаток техники. Некоторые же все знают, но сделать ничего не могут из-за «бедности»: рады бы купить высокопроизводительную технику, но у наших производителей нет аналогов, а импортная техника стоит колоссальных денег. Я сейчас нахожусь на распутье, потому что понимаю, как сделать качественный корм, но: площади большие, промежуток времени для заготовки очень короткий (оптимальное соотношение большого протеина и сахара – мимолетно, буквально 2-3 дня, потом начинает падать).

Единственный выход – усиливать кормодобывающую бригаду, то есть в максимально короткий промежуток времени обрабатывать максимально большой объем травы: косить, вялить и убирать. Но для этого нужно приобрести дополнительную технику. Вот тогда я успею в этот промежуток времени, этим мы сейчас и озадачены. На данный момент, для максимальной рентабельности моего производства, нужны свои собственные качественные корма, чтобы не отдавать заработанные деньги другим производителям. Все можно заготовить своими силами, ничего не покупая дополнительно. Правда, не всегда получается. Это одна из основных проблема животноводства в России.

DN: Помимо увеличения рентабельности, какие у Вас еще планы по развитию хозяйства?

ЮС: Я не сторонник расширения до бесконечности. Есть поставленная цель – добиться конкретных и стабильных результатов в производстве молока. И поскольку у меня уже есть статус племзавода, то в планах развить и поднять на такой же достойный уровень племпродаж – это вторая задача. Дальше посмотрим.

DN: Сейчас есть тенденция выхода на рынок производителя в качестве переработчика, и, в целом, создания вертикально-интегрированных холдингов. Как Вы считаете, будет ли эта тенденция поддерживаться дальше?

ЮС: На мой взгляд, каждый должен заниматься тем делом, которое он умеет делать хорошо. Уметь все невозможно.

Раньше была очень хорошая система кооперации: в кооперативе состояли и те кто производит; и те кто перерабатывает; и те кто реализуют. При этом, каждый получал свою выгоду и жили при этом мирно думая друг о друге.

А сейчас, у меня ценник на молоко получился 28 рублей, а в магазине молоко стоит 60-65 рублей. Причем, молокозавод к моей цене «накинул» максимально 10 рублей. Таким образом, 50% от цены получают сети, которые занимаются только продажей. На мой взгляд, это нечестно, их маржинальность должна быть меньше нашей. Представьте, я уже вложил 400 млн. рублей и еще не расплатился до конца. Для того, чтобы молоко переработать, надо еще минимум 400 млн. рублей.

Одним словом, нужны колоссальные инвестиции что бы суметь сделать полный цикл от сырья до продукта и его продажи. И те крупные холдинги как правило имеют и переработку и реализацию. Вопрос за чей счёт банкет? Откуда деньги?  

В общем вопрос интересный…

Государство должно регулировать ценообразование на сельхозпродукцию, чтобы цена на неё была понятной и прогнозируемой. Тогда и село заживёт и завалит своей продукцией все полки магазинов. И выгода от этого будет всем, а не только КОМУ-ТО и ЗА ЧУЖОЙ СЧЁТ.

DN: Поделитесь итогами 2017 года, пожалуйста. Какие получились результаты?

ЮС: Неплохо, но могли бы и лучше. По итогам года, мы получим прибыль. По бумагам деньги есть, а, по факту, на счете – нет, потому что те деньги, которые зарабатываем, постоянно вкладываем. Можно, конечно, не вкладывать, но тогда вопрос времени, когда ты сойдёшь с дистанции. У нас наблюдается устойчивая тенденция роста. Несмотря на все сложности, которые давят на нас из вне, мы подняли зарплату на 15% по сравнению с прошлым годом. Причем, если проследить тенденцию за последние три года, то зарплата выросла на 40%. На следующий год в планах опять ее поднимать. Благосостояние работников – самый видимый и приятный результат своего труда. Очевидно, что люди бояться потерять данную сумму и подходят к работе с большей ответственностью. Кроме того, приятно видеть, что они имеют возможность покупать автомобили, квартиры, делать ремонты, свадьбы и т.д. Это самый главный результат труда, когда люди понимают, что с улучшением их работы растёт и их благосостояние. В связи с этим, я и озвучиваю нашу общую задачу и цель – перешагнуть 25 тонн, тогда зарплаты опять поднимутся. Когда перешагнём рубеж в 25 тонн, то будет следующий этап, и зарплаты опять поднимутся. Надо только всем вместе работать для достижения общей цели. Итоги года в цифрах никому не будут интересны. Одним словом, мы устойчиво идем к своей цели, и наблюдается тенденция роста.

DN: Вы пришли работать сюда после отца, с Вами работает брат. Преемственность в сельском хозяйстве – это хорошая тенденция. Как Вы считаете?

ЮС: Я даже больше скажу: работает брат, его жена работает бухгалтером, моя жена работает главным бухгалтером, двоюродный брат занимается закупками, его жена – инженер по охране труда. И это неплохо. Тем не менее, на работе все равны. Большая часть Европы на этом держится – семейные традиции, целые династии фермеров. Немногие готовы связывать свою жизнь с сельским хозяйством, особенно те, кто не привык к специфике сельской жизни. Мы же относимся к этому нормально. Запах фермы для нас – это запах денег. Например, некоторые купят дачи рядом и начинают жаловаться на запах. Но мы-то здесь были всегда. Удивительно, что в Германии относятся к этому по-другому: в центре маленького городка стоит ферма (также пахнет), и они считают это местным колоритом. У нас же это считается непрестижным трудом, вызывающим неудовольствие окружающих. В этом случае преемственность нужно поддерживать и поощрять. Это здорово: отец учит сына работать на земле, потом внуков и т.д.

У моего отца уже 9 внуков, 4 сына. Я буду воспитывать детей в том же русле и прививать любовь к сельскому хозяйству. Если заниматься этим самоотверженно с душой, то это дает свои плоды, на которые можно хорошо жить. Со стороны государства, я бы поддерживал эту инициативу, а не говорил, что это ставленники друг друга. Мы же все остаемся в селе, хотя у отца были деньги, чтобы устроить меня в платный институт, повернуть мое мировоззрение в другую сторону, привить иные ценности (не сегодняшние). Я положительно отношусь к преемственности; считаю, что ее надо сохранять и приумножать.

DN: Спасибо большое за беседу.

Возврат к списку

30.01.2024
В России наметилась устойчивая тенденция сокращения поголовья коров: их количество снижается ежегодно, а в 2023 году достигло исторического минимума. The DairyNews обсудил с экспертами отрасли причины уменьшения молочного стада в России. Участники рынка поделились мнением о происходящем и рассказали, как избежать катастрофических последствий для производства молока, молочных продуктов и говядины.
Читать полностью